Джером Девид Сэлинджер (1919 — 2010) – классик американской литературы ХХ века, автор романа «Над пропастью во ржи», цикла повестей о Глассах («Выше стропила, плотники!», «Френни и Зуи»,»Симор: Введение»), сборника «Девять рассказов». Его художественный мир – это динамическая структура, которая формировалась под большим влиянием дзен-буддизма, экзистенциализма и христианской этики. Об этом передает ДВ-РОСС.

«На лекции мы о поговорим о романе «Над пропастью во ржи», повести «Френни и Зуи» и сборнике «9 рассказов»: об их художественной структуре, символике, проблематике и философском подтексте», — отмечается в анонсе лекции.

Лекцию читает кандидат филологических наук, доцент кафедры романо-германской филологии Дальневосточного федерального университета (ДВФУ) Максим Иванович Жук.

Где: Владивосток, ул. Алеутская 56, Гуманитарный корпус ДВФУ, аудитория 312
Когда: 22 декабря (суббота) в 15:10

1. Чтобы попасть на лекцию, захватите с собой пропуск студента ДВФУ, а если вы не студент, то документ, удостоверяющий личность. Иначе охрана не пустит вас в здание университета.
2. Лекция пройдёт не в библиотеке ДВФУ, как обычно, а в Гуманитарном корпусе ДВФУ (ул. Алеутская, 56, аудитория 312).

Сэлинджер (Salinger) Джером Дэвид (1919-2010), американский писатель. В повести «Над пропастью во ржи» (1951) восприимчивый к красоте мечтательный подросток противостоит практицизму и «потребительству» взрослых. Цикл повестей со сходными, легкоранимыми героями. Проза отмечена влиянием дзэн-буддизма.

Мгновенная ослепительная вспышка — быстрый уход с литературной сцены — такова парабола пути Сэлинджера. Сын мелкого лавочника-еврея (мать — христианка), получивший весьма сумбурное образование (учился в Нью-Йоркском и Колумбийском университетах), он с юных лет тянулся к литературе, хотя в семье надеялись, что заниматься молодой человек будет практическим делом, и даже попытались обучать его колбасному делу в Европе. Но знакомство с культурными памятниками Старого Света лишь укрепило художнические наклонности Сэлинджера. Дебютировал он еще в 1940 году небольшим рассказом, опубликованным в журнале «Стори», но на весь мир его имя прозвучало позже, когда появился роман «Над пропастью во ржи» (1951).

Пройдя, подобно сверстникам, также представлявшим тогда публике свои первые крупные вещи (Н. Мейлер, Д. Джонс и др.), кровавую школу действующей армии, участник высадки десанта союзных войск в Нормандии (1944), Сэлинджер, однако, к военной теме не обратился, хотя трагическое ощущение действительности, усугубленное мировой бойней, свойственно и ему.

Поразительная органика романа «Над пропастью во ржи» определяется тем, что мир в нем увиден сквозь незамутненную призму невинного детского взгляда, остро различающего любую фальшь, за какими бы одеждами она ни пряталась. Он даже придумал слово-пароль, которое надолго вошло в речевую практику американской молодежи, — «phoniness» — «муть», «липа», «притворство».

В этом смысле главный герой повествования Холден Колфилд является отдаленным наследником твеновского Гекльберри Финна; различие, правда, заключается в том, что если в XIX веке сорванец мог обрести чаемую свободу на «индейской территории», иными словами, в краях, еще не тронутых цивилизацией, то сто лет спустя отгородиться от обманного мира взрослых можно было лишь в пределах собственной души (хотя по генетически унаследованной от теряющихся в исторической дымке поколений американцев герой и мечтает о побеге на давно уже не существующий Запад). Автор сознательно наделяет своего героя избыточным, не по возрасту (Холдену пятнадцать) инфантилизмом, это обостряет эмоциональные реакции, это увеличивает меру истинности, соприродной стране детства.

Оглушительное впечатление на современников роман Сэлинджера, вовсе не претендующий на лидерскую роль, произвел по двум основным причинам: во-первых, процветающая после победы в войне и потому неизбежно самодовольная, конформистски-расслабленная страна вдруг оказалась перед судом совести, воплощенной в неиспорченной душе подростка, а с другой стороны, бунт Холдена, при всей своей безудержности, имеет и оборотную сторону.

Название романа, ассоциативно связанное с известной балладой Роберта Бернса, получает объяснение в исповеди героя. Рано изверившись во всем, он находит спасительный покой в повторяющемся видении, в мечте: дети играют на краю огромного поля, а он, Холден, удерживает их от падения в пропасть. Таким образом, в беспощадно-разоблачительную интонацию повествования входит щемяще-лирическая нота, что придает ему и чисто художественную завершенность. При этом сохраняется безупречная органика образного и этического строя романа. В нем нет или почти нет контрастов, все существует вместе, разделенное лишь трудноуловимой гранью, — убожество и красота, вульгарность и поэзия, пошлый обман и искренность.

Вскоре Сэлинджер напишет рассказ, в котором эта трагическая диалектика найдет выражение уже в самом названии. В каноническом русском переводе оно звучит так — «Посвящается Эсме», но оригинальное наименование глубже и значительнее: «For Esme with love and squalor», то есть, примерно так — «Эсме — о любви и убожестве».

Этот рассказ вошел в единственный новеллистический сборник Сэлинджера: «Девять рассказов» (1953), в одном из которых («Хорошо ловится рыбка-бананка») впервые возникает имя, да и целая тема семьи Глассов. Впоследствии рассказ развернулся в подобие саги, состоящей из нескольких частей-повестей: «Выше стропила, плотники» (1955), «Симур: вступление» (1959), «Фрэнни» (1961), «Зуи» (1961). Разумеется, это не сага в духе Бальзака, Золя или Голсуорси, событийная сторона в повестях предельно ослаблена, основной, да и единственный интерес сосредоточен в духовной маяте персонажей.

Отказываясь, по существу, от двойственности взгляда, присущей роману и некоторым новеллам, Сэлинджер видит в новых своих героях воплощение чаемого идеала любви и светоносности, который не компрометирует смущенно-пародийная порою интонация. Достигается идеал приобщением к восточной мистике в духе дзэн-буддизма, а также христианским смирением, образец которого Фрэнни Гласс находит у Лескова в «Очарованном страннике».

Безупречная стилистика повестей не позволяет все же избавиться от ощущения сугубой герметичности: ветры внешнего мира словно обтекают Глассов стороной, их взлеты и падения глубоко самодостаточны. Возможно, это ощущал и сам автор. Во всяком случае, опубликовав в очередном номере журнала «Нью-Йоркер» (19 июня 1965) еще один рассказ из жизни Глассов »Хэпворт, 16, 1924», Сэлинджер как писатель замолчал.