Леонардо Ди Каприо, как автомобиль «Форд», в рекламе не нуждается. Один из немногих актеров-детей, сумевших подтвердить свой звездный статус и во взрослой жизни, он и среди них — лидер по числу поклонников. Холодный и закрытый, Ди Каприо предлагает мало пищи для папарацци, но зато представляет все больший интерес для серьезных критиков. Он очень неохотно дает интервью, но за день до российской премьеры фильма «Джанго освобожденный» согласился побеседовать с корреспондентом «Российской газеты».

Лео, год назад я разговаривала с Джеймсом Кэмероном, и он рассказал, что едва придя на съемки «Титаника», вы тут же объявили режиссеру о необходимости максимально драматизировать роль Джека Доусона, иначе работать будет неинтересно. Ваши роли в «Бандах Нью-Йорка», «Отступниках», «Острове проклятых», «Кровавом алмазе» только подтверждают, что вы постоянно ходите по тонкой линии, отделяющей накал от надрыва, никогда ее не переступая.

Леонардо Ди Каприо: Это правда. Мне интересна роль, которая впрыснет адреналин в меня, а затем и в зрителя. Читая сценарий, я ищу, как раскалить эмоции, не давая им внешнего выхода, чтобы появилось это замечательное возбуждение, этот градус общения. Джеймс прав: хотелось этой внутренней дрожи в рисунке характера. И мне кажется, это получилось.

Ну а в роли Келвина Кенди в «Джанго освобожденном» этой дрожи — с избытком.

Ди Каприо: Я никогда еще не играл ничего подобного. Тарантино вообще мастер с изысканным умом — умеет развернуть сюжет и выписать характер как никто другой. Особенно это видно, конечно, в последних фильмах: ну скажите, кому пришло бы в голову заставить Гитлера умереть в кинотеатре? В «Джанго» же он бесстрашно переписывает те самые страницы американской истории, одно прикосновение к которым грозит электрическим ударом. Тема рабства замалчивалась так много лет, что загонялась в самые дальние уголки подсознания, а Тарантино вытащил ее оттуда, соединил со своей безграничной фантазией, и получилась гипнотизирующая картина. Мой же персонаж Кенди — настоящий Калигула XIX века: безвкусный, нарцистический, капризный расист. Он убивает людей для развлечения, устраивает оргии со скуки, тиранит без цели. Среди моих ролей еще не было такого рафинированного негодяя. Играть было безумно интересно, но — трудно. Вы сказали о тонкой линии, которую я не переступаю. Но здесь была другая линия, которую следовало переступить, а я физически не мог: мне надо было относиться к людям, как к вещам, измываться над ними, звать «моих» чернокожих рабов «ниггерами» — черномазыми. Это страшно болезненно для американцев — будить в себе образы отвратительного прошлого, всю мерзость тех отношений. И у меня в мозгу возник какой-то психологический блок, который тормозил работу. Понадобились долгие уговоры моих чернокожих коллег Джейми Фокса и Сэма Джексона, такая своеобразная психотерапия, чтобы я мог кое-как снять этот блок и заступить за черту. Они мне сказали: «Если не дойдешь до конца в этой мерзости, если сдержишь эти гнусные эмоции, то правда не будет рассказана, и тебе не поверят — решат, что появился еще один лакировщик». И я понял: чем я — Кенди — хуже, тем фильм лучше.

Вам хорошо работалось в этой команде?

Ди Каприо: А как иначе? Там каждый актер — мечта для партнера. Мы на площадке заряжали друг друга, от Сэма, от Кристофа Вальца, от Джейми, от самого Квентина исходила такая энергия, которая просто приподнимала тебя, заставляя отдать все, что ты накопил для этой роли — здесь и сейчас. Мы иногда садились вокруг стола: Джейми, Керри Вашингтон, Вальц, Тарантино, чтобы спокойно покопаться в характерах, и уже через минуту спокойствия как не бывало — каждый загорался не только своей ролью, но старался помочь партнеру, дать ему побольше краски в образ. А тут какой-то торнадо вносил Сэмюэла Джексона и подхватывал тебя так, что захватывало дух. Замечательно работалось!

Вы не думаете, что эта страсть к драматизации материала у вас восходит к русским корням?

Ди Каприо (смеется): Вполне возможно! Моя бабушка Елена Смирнова была вполне драматична. Мы были очень близки, и я до сих пор чувствую ее влияние на свой характер.

Вы бывали в России?

Ди Каприо: Один раз, причем наскоком, за что не устаю себя корить. Надо бы поехать, побыть подольше, чтобы почувствовать страну, народ, но актеры люди подневольные — ездим не куда хочется, а куда пошлют.

Почему бы вам не стать режиссером — были бы себе хозяином?

Ди Каприо: Я известен в индустрии тем, что копаюсь в роли дольше положенного и выше терпимого, так что если бы я стал ставить фильм, то никогда его не закончил. Хотя, конечно, смутное желание есть, и оно с годами только растет.

А сыграть в русской пьесе, в Чехове, например? Я хорошо представляю вас в роли Дяди Вани.

Ди Каприо: Забавно, что вы это предположили. Я недавно смотрел в Нью-Йорке «Дядю Ваню» и мысленно примерял себя к главному образу. Это была бы тяжелейшая, но благодарная работа. Признаюсь: очень хотел бы, и надеюсь, что когда-нибудь сложится.

Вернемся к тому, что вы уже сыграли или над чем работаете сейчас. Через несколько месяцев на экраны выйдет «Великий Гэтсби» по роману Скотта Фицджеральда, где вы играете заглавную роль. Не ощущаете ли вы связи между Кенди и Гэтсби — оба ведь такие баре, подавляющие окружающих…

Ди Каприо: Это так, и даже более того. Я сейчас заканчиваю работу «Волк с Уолл-стрит» и думаю, что эти три образа, которые я сыграл за очень короткое время, создают некую трилогию американского характера — неукротимого, эгоистичного и беспощадного. Характера, для которого происхождение денег — неважно, условия их получения — маловажны, но зато чрезвычайно важно самоутверждение при их наличии. Мне кажется, что сейчас, на фоне мирового экономического кризиса, показ и разоблачение этой вневременной страсти к деньгам и растления душ этой страстью может быть очень интересным. «Гэтсби» поставил Баз Лурман, а «Волка» — Мартин Скорсезе…

…чьим актером вас называют. Он вас постоянно занимает, из ленты в ленту.

Ди Каприо: Да, у нас замечательная «химия». (Улыбается.) И мы оба любим драму. Серьезно говоря, Марти — один из крупнейших художников нашего времени, и он мне дал исключительно много. «Волк» — мой шестой фильм с ним, и каждая работа меня безумно захватывает. Но было бы интересно поработать и с другими режиссерами: с Терренсом Маликом, например, Кэтрин Бигелоу — удивительно интересный режиссер! Или с Полом Томасом Андерсоном. И, конечно, если Тарантино позовет меня в очередной фильм, я приложу все усилия, чтобы там закрепиться, — работой с такими мастерами не разбрасываются.