О том, что архитектура — это застывавшая музыка, знает, наверное, каждый. Это наследие — одна из важнейших частей культуры в любой стране. Архитектура обладает огромным художественным, социально-этическим и воспитательным потенциалом воздействия. Но везде ли к ней относятся с уважением? Могут ли существовать сегодня в одном пространстве историческое наследие и желание быстро заработать деньги? Сегодня вопросы сохранения культурного наследия в современных динамично развивающихся городах волнуют разные слои общества, представителей административных структур и специалистов в области истории, архитектуры и градостроительства. Где кроется решение этих вопросов, как можно строить работу в этом направлении, как достичь консенсуса в общении с разными структурами — эти и другие темы стали предметом разговора «Ежедневных новостей Владивостока» и старшего специалиста по сохранению исторического наследия Смитсоновского института Эми Баллард. Об этом передает ДВ-РОСС.

— Вы прибыли во Владивосток. Какова цель Вашего визита?

— Я приехала сюда, чтобы рассказать о своей работе в Смитсоновском институте, о сохранении исторического наследия, кураторстве, о музейной работе, понять разницу восприятия российского и американского искусства. Запланировано несколько презентаций, встреч с учеными региона, работниками административных структур, деятелями культуры и искусства. Но главная цель — это обмен опытом относительно способов сохранения культурного наследия в современных городах, которые стремительно развиваются.

— Каковы Ваши первые впечатления от Владивостока?

— Это мой первый визит во Владивосток, раньше я никогда не была в вашем городе. От увиденного я в восторге. В воскресенье организовали ознакомительную экскурсию по городу. Даже во время этой обзорной экскурсии я сразу поняла: Владивосток напоминает западное побережье США — побережье Калифорнии. На восточном побережье нет городов в с таким рельефом. Поэтому можно сказать, что ваш город топографически похож на Сан-Франциско. Но я уверена, что подобные утверждения вы слышали неоднократно.

Еще мне понравился тот факт, что в городе сохранилось много старой архитектуры. Это необычайно заинтересовало меня. С одной стороны, в городе много новых современных зданий, с другой — присутствует достаточно старая архитектура, «возрастная», которая позволяет понять историю города.

— Сохранение исторического наследия и архитектурных объектов говорит не только об уважительном отношении к истории, но также подчеркивает духовное здоровье нации. Какова тенденция в мире?

— У нас в США до 1960-х годов не было движения по сохранения исторического наследия, как в России. И в этом направлении ваша страна в то время ушла вперед. Но сегодня в США люди интересуются не просто сохранением давнего прошлого, им небезразлично и не такое уж далекое прошлое, например середина XX века.

Во время обзорной экскурсии по Владивостоку я проехала мимо здания городского цирка. Мне кажется, что это одно из тех зданий, которое вы могли бы сохранить. У него своеобразная архитектура. Оно говорит о своем времени, о своей эпохе. А каждая эпоха важна для истории.

Что касается сохранения тех или иных архитектурных объектов, для того, чтобы понять будущее, нужно понять настоящее и прошлое. И понимание архитектуры, ее видение в этом смысле, очень помогают.

— Сегодня в прессе нередко можно увидеть материалы, когда в угоду истории, культуре, независимо от значимости объекта, его влиянии на городскую среду, предпочтение отдается деньгам. И как результат — изменение городского облика, нарушение единого архитектурного пространства, уничтожение исторического прошлого. Чем это чревато для общества?

— Когда имеют место подобные случаи, то города просто теряют свою историю, свою индивидуальность, теряется городской пейзаж. Зачастую небоскребы блокируют оригинальный вид города, и уже трудно представить городской пространство. Вашингтону в этом смысле очень повезло. У нас при строительстве есть ограничения по высоте. Все, что находится в районе центра города — жестко лимитировано. Не боюсь повториться — для города сохранение его вида и пейзажа очень важно.

— Т.е. проще говоря, если будем бездумно строить, то велика вероятность лишения своей истории?

— Да, это так.

— А какова роль общественности — общественные слушания, общественные организации, открытые конкурсы — в сохранении исторического и архитектурного наследия?

— В США роль общественности велика. Мы всегда проводим большое число консультаций с общественностью. И в Смитсоновском музее, и в Вашингтоне проходит много разных встреч, и этот процесс прозрачен. Недавно один из разработчиков предложил строительство здания в исторической части города. Вынесенный на обсуждение проект имел современный дизайн. Общественность высказала недовольства по поводу такого предложения. С одной стороны, нет ничего плохого, чтобы в исторических частях города строились современные здания. Но, с другой стороны, должны учитываться особенности окружающей городской среды, уже сложившийся облик этого места. Предложенный проект этим не отличался. Поэтому в результате встреч с общественностью проектировщикам пришлось пересмотреть проект и учесть замечания и предложения.

Огромную роль в США играют неправительственные организации. Насколько мне известно, сейчас они появляются и в России. Так, например, в Санкт-Петербурге есть организация «Живой город», благодаря деятельности которой был приостановлен проект высотного общественно-делового комплекса «Газпрома» и вынесен за пределы центральной части Северной Пальмиры. Я читала, что и в Москве тоже есть такие организации, активно работающие в области сохранения старой архитектуры и городского пейзажа.

Самое плохое, что может иметь место в подобных ситуациях — это когда владелец здания умышлено пускает жизнь объекта на самотек. У нас подобные случаи тоже встречаются. Такой владелец позволяет зданию разрушиться, доводит его до состояния непригодности, невозможной эксплуатации. Потом он приходит в городской совет и говорит, что здание находится в таком плачевном состоянии, что с ним уже ничего сделать невозможно, что его не спасти, что оно опасно для окружающих, что его надо снести и на этом месте возвести что-то новое.

— Вы отметили, что бывают ситуации умышленного доведения здания до плачевного состояния, невозможности его эксплуатации. На ваш взгляд, должен ли такой владелец здания нести какую-то ответственность?

— Считаю, что это было бы здорово, если бы недобросовестные владельцы и эксплуатанты несли какое-то наказание. Но я не знаю подтверждающих примеров и у нас в США. Но думаю, что какие-то штрафные санкции должны быть. Считаю, что такие подрядчики ужасны, когда их деяния позволяют зданиям разрушаться.

В одном из районов Вашингтона имела место следующая ситуация: подрядчик купил старый дом и бросил его на произвол судьбы, он не спешил с тем, чтобы содержать приобретенное здание. Все понимали, в чем дело, какую он преследует цель. И когда он пришел в Совет по сохранению исторического наследия и заявил, что здание уже не восстановить, а лучше на этом месте построить безликий объект, ему настоятельно посоветовали: прежде чем воплотить свой план в жизнь, ты должен сохранить хотя бы часть здания и сделать его частью своего плана. Увы, предложения Совета не нашли отклика в делах подрядчика. Но история имеет счастливый конец. Т.к. разрешения на строительство чего-то нового этот соискатель так и не получил, он был вынужден продать здание. Новый его владелец не стал искать какие-то лазейки, а просто взял и отреставрировал его.

— В России нередки случаи, когда объект, находясь на балансе одного субъекта, не имеет должного ухода и финансирования. Но желание какой-то структуры взять объект на баланс часто не находит поддержки. Взять хотя бы нашу Владивостокскую крепость — уникальный памятник военного зодчества. Это памятник федерального значения, но даже такой статус не спасает ситуации. А желание местных общественных организаций и структур изменить ситуацию в лучшую сторону, чтобы сделать объект привлекательным в глазах не только местных, но иностранных туристов, так и не находит поддержки. Стоит ли учитывать такие пожелания?

— Идея передачи объекта в подведомство другой организации, наверное, хороша. Но это должно быть обосновано. Я знаю, что в Санкт-Петербурге важные памятники находятся в ведении города. В Вашингтоне у нас есть памятники национального значения, т.е. это — главные памятники страны. Есть памятники, которые входят в национальный регистр. В случае, если здание вдруг повреждено, что тоже бывает, то его исключают из регистра. Кроме того, подрядчикам, в чьем ведении находятся эти здания, предоставляются налоговые льготы, предоставляются определенные деньги, чтобы должным образом заботиться об этом здании. Но и в США такие проблемы есть, когда нет возможности содержать объект достойно, или передать его во владение заинтересованным лицам. И эти проблемы серьезны и заслуживают внимания и решения.

До тех пор, пока общественность поддерживает интерес к этой теме. Пока людям небезразлична их история, судьба города, пока общество говорит о необходимости решения, в конце концов, это принесет необходимый результат.

— В России есть такая должность, как «главный архитектор города». Но многие сетуют, что это сегодня уже чисто номинальная. Должность есть, а официального решения нет. На Ваш взгляд — должен ли быть институт архитекторов, должны ли его решения иметь под собой не рекомендательную основу, а обязательную к исполнению?

— В США, конкретно, такой должности нет. В Смитсоновском институте есть Совет по сохранению исторического наследия, комиссия по искусству, национальная комиссия по планированию. Эти органы и несут функции главного архитектора, и у них есть право принятия или непринятия решения относительно предлагаемого нового проекта. Но мне кажется, наличие главного архитектора — было бы хорошей идей. Еще до того, как проект поступает в эти органы, он мог бы сказать, чем хороша предлагаемая работа, что заслуживает внимания, что необходимо изменить.

В Вашингтоне много подобных советов. Члены советов знают друг друга, общаются коллегиально и персонально. Нередки случаи, когда мы перед встречей с руководителями таких советов первоначально проводим встречу со специалистами из этих объединений. Смотрим, кто что думает, кому что нравится, у кого какие предложения имеются. Интересно, что каждое из этих агентств уверено, что именно у них больше всего контроля над ситуацией и прав для выноса окончательного решения. Но в любом случае решение о будущем того или иного проекта принимается коллегиально.

— У нас во Владивостоке есть градостроительный совет, где рассматриваются проекты, которые представители бизнеса намереваются воплотить в жизнь на территории муниципального образования. Но его решения носят рекомендательный характер. Обидно, когда коллегиальному мнению специалистов противостоят большие деньги.

— Подобная ситуация может произойти где угодно. У нас в Вашингтоне была старая церквушка, выстроенная в середине ХХ века, ее проектировал известный архитектор Йео Мин Пей. Один из его всемирно известных объектов — Восточный корпус Национальной галереи искусств в Вашингтоне, построенный в 1978 году.

Владельцы этой церкви говорили, что ее необходимо снести, что она безобразная, что ее внешний вид отпугивает прихожан. Хотя Совет по сохранению исторического наследия Вашингтона был против, утверждая, что данная церковь — это и имя архитектора, и история города, и история архитектуры высокотехнологичного модернизма. Здание было внесено в регистр объектов исторического наследия. Но дама, возглавляющая офис архитектурного планирования, отклонила рекомендации Совета и рекомендовала снести, там, действительно, стоял вопрос денег. Тема была резонансной, активно освещалась в СМИ, было много негатива в адрес тех, кто ратовал за снос, и для победы не хватило какого-то минимума. Церковь все-таки пришлось снести.

Много людей было против, было две группы, которые выступали за сохранность, аргументируя, что такой брутальный стиль в архитектуре уже стал редкостью, что в данном районе больше нет ничего подобного, вытроенного в таком стиле, но против выступала и сама церковь. По их убеждениям, именно с таким ужасным дизайном они не могут привлечь прихожан.

Грустно признавать, но действительно бывают подобные случаи. И иногда именно деньги решают главную роль, и этому способствуют всякие лазейки в законодательстве.

— Как считаете, может уважение к истории стоит воспитывать не только в вузе, когда специальность выбрана осознано, и человек готовит себя к будущей профессии. Может, надо делать это сызмальства?

— Полностью согласна с этим. Это одна из тех программ, которые я думаю воплотить в Смитсоновском институте. В планах организовать серию лекций, экскурсий в средних школах, чтобы во время этих мероприятий можно было бы привить подросткам понимание того, что они часть истории и общества, и то, что их окружает — это очень важно.

И бережному отношению к истории, архитектуре следует обучать сызмальства, а не спохватываться, когда уже поздно. Даже небольшие пешие прогулки по городу вместе с детьми с указанием интересных и важных мест, интересными рассказами о событиях, которые здесь когда-то произошли, внесут свою лепту.

Также в рамках нашего института мы планируем реализовать еще одну программу. Она предусматривает работу с обслуживающим персоналом. Они тоже должны чувствовать, что не просто ходят на работу, а находятся на передовой сохранения исторического наследия.

Кроме того, одна из недавних инициатив — это встречи с директорами музеев. Мы хотим, чтобы руководство музеев видело в нас единомышленников.

— Как складываются отношения Смитсоновского института с Россией в области охраны памятников. В Вашем багаже — работа над изданием путеводителя «Гид по музыкальной истории Петербурга». Может, кроме Санкт-Петербурга будут программы и в других городах России?

— Мне повезло, я и мой коллега получили стипендию Фонда им. Дмитрия Лихачева. Кроме того, этот фонд и программа «Открытый мир», которые являются участниками обменных программ библиотеки Конгресса, прислали к нам пятеро специалистов в области исторического наследия. Мы организовали для них несколько экскурсий, встреч с коллегами, с представителями советов по культурному наследию. Мы тоже посещали Петербург, и для нас также была организована богатая с точки зрения увиденного общения с коллегами программа. Надеемся продолжать подобные обмены. Кроме того, хочу выразить надежду, что фонд Лихачева будет приветствовать инициативу такой работы не только в Санкт-Петербурге, но и в других городах России.

Замечу, что в ходе таких встреч мы многому учимся и у своих российских коллег. Такие отношения дорого стоят.

— А чему учитесь у российских коллег?

— Мы видим ту любовь и заботу, с которой ваши специалисты относятся к сохранению исторического наследия, понимают важность реставрации этого, стараются привить эти чувства детям. Такое ярко выражено в Петербурге. Мы видим и ту страсть, с которой эти люди относятся к своему делу. Это можно чувствовать. Это умнейшие люди, которые могут много интересного рассказать об истории и архитектуре.

Знаю, что у нас много одинаковых проблем. И разговор с единомышленниками всегда помогает.

— Можете рассказать о самом интересном своем проекте?

— Наверное, самым интересным проектом, над которым я работала, был Национальный музей американских индейцев. Здесь собрана одна из наиболее разнообразных коллекций искусств коренных народов, а также предметов истории и культуры.

Интересно, что архитекторы, перед тем, как приступить к кабинетной работе, долго работали в «полях». Были опрошены представители 400 индейских племен, они общались со смотрителями других музеев, чтобы последние хотели увидеть в экспозиции, спрашивали их мнения. И благодаря им поняли, что вход в здание должен располагаться на востоке в сторону восходящего солнца. Это единственное здание в Смитсоновском музейном комплексе, которое выходит не на мол, как все остальные, а на Капитолий.

Мы поняли, что перед тем, как приступить к работе, неплохо было бы подумать и об археологии. Когда приступили к строительству, на месте возведения будущего здания нашли пробки от дорого шампанского, кости из мясных блюд, семена фруктов и овощей. В итоге оказалось, что раньше на этом месте был один их самых дорогих борделей времен XIX века. Шла Гражданская война, здесь было много солдат, в тоже время рядом находился Капитолий, в общем, у упомянутого заведения проблем с клиентурой не было.

Когда установили, что на данном месте в прошлом был бордель, мы все переживали — как же сказать об этом индейцам. Услышав нашу новость, они ответили: «Это часть нашей земли, это часть нашей истории. Принимаем ее такой, какая она есть». И мы вздохнули с облегчением.

Как впоследствии было установлено, владелица борделя, некто Мэриен Холл, оказалась весьма состоятельной дамой. Ее состояние было около полутора миллионов долларов. Я видела ее могилу, она захоронена на кладбище Конгресса — весьма большой памятник, а на нем надпись «Добро пожаловать. Благотворительность всем».

Начиная новый проект, приступая к новому строительству, никогда не знаешь, что найдешь. Так получилось у нас. Потом все находки, которые были обнаружены на месте строительства Национального музея американских индейцев, мы передали в муниципальный орган, занимающийся историей. Была организована мини-выставка. В результате получился великолепный проект, в котором сошлись разные взгляды, исторические факты, культуры и обычаи.