Так уж выходит, что между дедлайнами и домашними заботами, в суете повседневности человек не ищет прекрасного. После работы мы не спешим в библиотеку, музей или театр — мы бежим в магазин за продуктами или в детский сад за ребёнком — и скорей домой, ведь у каждого из нас свои дела. Для того, чтобы познакомить горожан с творчеством приморских художников, арт-галерея «Аристид» организовала особую выставку — на стене в торговом центре «Алеутский». Об этом передает ДВ-РОСС.

«Изначально мне просто понравилась стена: в самом центре города, которая никак не используется и прямо просит, чтобы ее украсили. И вообще, это место очень доступно для всех жителей города независимо от их профессии или отношения к искусству», — рассказывает директор арт-галереи Марина Харитониди.

Есть мнение, что искусство, какую бы форму не принимало, для творца гораздо важнее, чем для самого пристрастного из ценителей. В контексте этой фразы не зритель ищет пищу для ума и души, но автор сам выходит на контакт, сам находит пути к своему зрителю. Кумир, ищущий своего своего возможного поклонника, давно не новость. Оглянитесь вокруг: если вы выйдете на Арбат, то увидите стритовщиков, спуститесь на Набережную — уличные художники несомненно предложат нарисовать вас, пойдете гулять по Светланской — в Почтовом переулке встретите Элеонору Прей. И именно с этой позиции идея проекта арт-галереи «Аристид» становится предельно ясной: «Здравствуй, зритель. Вот оно я — искусство. Заметь меня. Будь ближе».

«Люди реагируют по-разному: многие благодарят за праздник, который мы устроили, и с которым они столкнулись на бегу, а некоторые проходят мимо и, кажется, вовсе не замечают картин», — признаётся Марина. Прямо сейчас в торговом центре расположилась экспозиция работ Александра Арсененко. Здесь и картины, написанные под впечатлением от поездки в Санта-Фе, и от жизни в нашем городе — и образца 1993, и 2015 года.

Как говорится, культура — вторая натура, и она не должна быть оторвана от человека чем-то праздничным или необычным. Музыка — на лавочке, скульптура в переулке, кино — на улице, экспозиция — в супермаркете. Это не для «элиты» или так называемой «богемы». Это для всех: для целого города и для каждого, кто дышит этим морским воздухом.

Выставка-продажа продлится до 31 августа. В дальнейшем ожидается смена картин на работы Михаила Романова. Подробнее о художниках и их творчестве можно узнать на сайте галереи, пишет «Приморье24».

Арт-проект Александра Арсененко «Santa Fe» — пос. Кавалерово

Художники Приморья и Владивостока всегда испытывали особую тягу к путешествиям, открытый океанский горизонт заставлял их в нетерпении собирать этюдники и отправляться на поиски новых ландшафтов, новых героев. В конце концов, они искали свой собственный стиль, манеру, они жаждали художественных открытий и совершали их. Чукотка и Камчатка, Сахалин и Курилы во второй половине прошлого века стали постоянным местом творческих экспедиций приморских живописцев и графиков. Двигались наши художники также в Азию и на Запад – от Байкала до Золотого кольца России и древних городов Средней Азии – Хивы и Самарканда. Благо, просторов страны в те времена хватало для самых невероятных путешествий.

Ну а в девяностых годах, когда открылись границы, они стали осваивать в своем творчестве и вовсе неизвестные им прежде страны – Китай и Японию, Корею и Вьетнам, Индию и даже Тибет, где они писали этюды в почти недоступной прежде Лхасе. Художники выезжали за границу с выставками, отправлялись туда на пленэр и возвращались во Владивосток тоже с выставками, которые, конечно, не могли не привлекать своими экзотичными для русского глаза пейзажами, персонажами и городами.

Но вот что удивительно: серия картин, созданная Александром Арсененко по впечатлениям своей поездки в южный американский город Санта-Фе штата Нью-Мексико, что граничит с Техасом и Мексикой, пожалуй, выглядит самой экзотичной выставкой в сегодняшней приморской живописи. Видимо, пейзажи, да и в целом искусство дальневосточных стран стали уже в какой-то мере частью нашего культурного и визуального опыта, на то мы и дальневосточники. А вот город Санта-Фе, не столько американский, сколько индейско-латиноамериканский, в работах Арсененко предстает просто фантастической территорией, хотя и не сказать, чтобы мы никогда не наблюдали латиноамериканских танцовщиц, не примеряли сомбреро или не пробовали перец чили. Все дело во взгляде автора, в его восприятии этой земли, где индейская, испанская и американская культуры переплелись в сложный и горячий орнамент.

В работах серии художнику удалось, как мне представляется, ухватить саму раскаленную атмосферу этого горного, раз и навсегда покоренного солнцем города. Жизнь здесь столетиями держится на контрастах: вечного сна послеполуденной фиесты и неистового темперамента вечеров, выжженной охры дня и ледяного ультрамарина ночи, древнего уклада жизни индейцев и мексиканцев и примет современной американской цивилизации… Латиноамериканский миф, живьем перенесенный в сегодняшний день, — именно так художник видит город, где персонажи его картин гуляют и танцуют, ищут любовных приключений и грезят наяву в окружении зданий, сохранивших традиционный облик глиняных строений индейцев пуэбло, которые обосновались в этих местах еще в XI веке.

Надо сказать, улочки Санта-Фе, напоминающие своими причудливыми обтекающими формами архитектуру Антонио Гауди, порой придают работам автора ощущение ирреальности, застывшей вечности, какая царит, например, в метафизических картинах Джорджо де Кирико. Уличный музыкант, сидящий со своей гитарой на перекрестке, существует словно на стыке двух миров: сам он погружен в меланхоличную, мерцающую синеву тени, что падает на него, он весь во власти своей древней печальной музыки, но за его плечом, как совершенно иное пространство и время, открывается современный уголок города с автомобилями.

Вообще, вся серия художника, построенная на цветовых и символических контрастах, отчего картины проникнуты эмоциональным напряжением, сначала едва ли не отпугивает этой резкостью выразительных средств. Но постепенно ты начинаешь понимать, что дело не столько в палитре автора и выбранной им манере, сколько в самом городе, в сердце которого он проник. Так живет этот город и этот народ – в безмолвии и недвижности скрыта стихия, способная, подобно магме, вырваться в любой момент. Может, именно поэтому столь активны в картинах Арсененко основные цвета этой серии: желто-охристый, красный, синий и, пожалуй, черный. На них строится композиция картин, их сюжет, их музыкальная ритмика.

По признанию самого художника, он словно предчувствовал этот город, и даже написал пару картин, которые после возвращения из Америки, когда он стал работать над серией, и в живописном, и в эмоциональном смысле органично стали в ряд с американскими. Вообще, краснокожие персонажи уже давно стали появляться в его работах — неожиданно, сами собой, такое впечатление, что это именно они и привели художника в Санта-Фе. И вовсе не обязательно упоминать здесь некие мистические совпадения, просто такое с творческими людьми случается.

Александр Арсененко всегда был художником романтического склада и театрального мировидения. Он собственно и по образованию именно театральный художник и немало поработал в театрах, занимаясь интерьером спектакля и декорациями. От романического мироощущения у него склонность к символам, когда кони, птицы, рыбы, библейские персонажи становятся непременными участниками его сюжетов, превращая их в сказку или притчу. А сами сюжеты зачастую выстраиваются именно как театральные мизансцены, когда персонажи не просто фигуры в пейзаже или интерьере, а участники некоего события, что развивается на наших глазах.

Похоже, в Санта-Фе сама реальность помогла художнику, и жизнь города предстала перед ним как череда сценок, где за обыденностью кроются поэтический и символический смыслы. Так, в картине «Санта-Фе. Ночной полет» поистине поднимающая в воздух страсть отправляет влюбленных в полет над ночным городом. А в картине «Перец», где на фоне стручков перца чили, которым этот город славится на всю Америку, стоит гордая пара, которой явно предстоит острое любовное сражение, выраженное, например, в танце. Подобные танцы возникают в ироничном, но абсолютно латиноамериканском стихотворении Иосифа Бродского:

В ночном саду под гроздью зреющего манго
Максимильян танцует то, что станет танго.
Тень возвращается подобьем бумеранга,
Температура, как подмышкой, тридцать шесть…

Пожалуй, есть и еще одна особенность живописи художника, которая как нельзя к месту проявилась в работах американской серии. Его картинам зачастую была свойственна выразительная лучистая структура, когда вся композиция словно пронизана лучами света и цвета. Лучи собираются в пучки, словно стрелы в индейском колчане, перекрещиваются, расходятся веером, наполняя картину движением и музыкальной энергией. Так вполне бытовая сценка превращается в романтическую или даже мифическую историю, что мы и наблюдаем в некоторых работах, посвященных городу Санта-Фе.

И здесь невольно вспоминается художественное направление, изобретенное и развитое знаменитым художником русского авангарда Михаилом Ларионовым, которое он так и называл – лучизм. Суть лучизма, по мнению Ларионова, состояла в том, что художник должен был изображать не сам предмет, а лучи, отраженные им, которые, собственно, и воспринимает наш глаз. Он писал: «Это почти то же самое, что мираж, возникающий в раскаленном воздухе пустыни, рисующий в небе отдаленные города, озера, оазисы — лучизм стирает те границы, которые существуют между картинной плоскостью и натурой».

Думается, что Арсененко вовсе и не стремился стать продолжателем этого направления, но живописные поиски, желание выявить светоносную природу жизни и искусства привели его к лучистой композиции многих работ. Сказочные миражи, то и дело возникающие в его творчестве, в городе Санта-Фе, стоящем на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, обрели свою среду обитания. В разреженном воздухе горных высот сходятся лучи, исходящие из разных времен и культур. И тогда в картине «Мустанг», словно в центре темного кристалла, вдруг возникает белый ослепительный конь, пришедший из индейских преданий и легенд. В старой песне «Аквариума», названной, кстати, «Горный хрусталь», есть и такие строчки: «Я знаю, что я иду в темноте, / Но почему мне так светло, так светло?»

Александр Лобычев