25 февраля исполнилось 80 лет одному из самых влиятельных политиков 1990-х и 2000-х Егору Строеву. В интервью он рассказал о том, почему Борис Ельцин называл его «губернатором губернаторов», как Совет Федерации не допустил распада России и почему сегодня к руководству регионами должно приходить новое поколение политиков, передает ДВ-РОСС со ссылкой на ТАСС.

— В последние недели в отставку подали руководители пяти регионов, их место заняли более молодые политики. Как бы вы, как человек, долгое время управлявший Орловской областью, возглавлявший Совет Федерации, прокомментировали эти кадровые перестановки?

— Любая реформа, любое продвижение в социально-экономическом, политическом развитии связано, прежде всего, с кадрами. Есть наука управления, которая диктует сочетание старых и молодых кадров. В системе управления обязательно должны быть представители нового поколения, которое более мобильно, энергично, и помогает более эффективно решать новые задачи, стоящие перед государством. Поэтому происходящее сегодня – нормальный процесс.

Эволюционная, своевременная смена поколений управленцев — разумный, крайне необходимый государству курс. Если вовремя не проводить ротацию кадров, мы рано или поздно столкнемся с жизненными трудностями

Мне кажется, большинство ушедших глав регионов достигли возраста, который позволяет им спокойно уходить на пенсию или передвинуться по вертикали и продолжать работать на благо государства.

Одного древнегреческого философа как-то спросили: «Зачем вы садитесь на корабль, вдруг буря — вы не сможете управлять кораблем?». Он ответил: «Штурвал будет держать молодой крепкий моряк, а я буду прокладывать курс, и мы не наткнемся на рифы». Поэтому кто-то должен прокладывать курс, а кто-то — держать штурвал, чтобы корабль не сбился с этого курса.

Немаловажен и талант. Если у кого-то слабо получается выполнять свои функции, надо вовремя заменить его, потому что за спиной стоит коллектив, народ, страна в конечном счете. А дар руководителя он бесценен, как любой другой: если из тысяч людей десяток наберешь, это хорошо.

— В свое время вы также самостоятельно подали в отставку…

— Я ушел в 72 года, ну а куда больше? Можно было уходить и значительно раньше — для здоровья было бы только лучше. Эволюционная, своевременная смена поколений управленцев — разумный, крайне необходимый государству курс. Если вовремя не проводить ротацию кадров, мы рано или поздно столкнемся с жизненными трудностями.

— Можно ли сегодня, глядя на кадровые решения, которые принимает Кремль, говорить о новых принципах формирования губернаторского корпуса?

— Меня удивляло, когда после 1991 года на первые роли в государстве выскочили преподаватели максизма-ленинизма. Они всю жизнь учили, как нужно жить по Марксу, и вдруг предали его и кинулись во власть, не понимая ни экономику, ни страну, не чувствуя своего народа. Вслед за ними во власть с открытым забралом ринулись люди с демократическими взглядами, которые решили, что все, что делалось в нашей стране последние 70 лет, нужно выбросить на помойку.

То поколение людей, считаю, нанесло непоправимый вред, и, прежде всего, экономике.

Сегодня наблюдается смена тренда, как модно сейчас говорить, на людей, знающих экономику. Я думаю, руководство страны решило привести к управлению регионами людей, с одной стороны, технологически грамотных, экономически образованных, а с другой — прошедших уже определенную школу, пощупавших уже и внизу лихо самой жизни и проработавших в верхних эшелонах власти, где определяется экономическая политика государства.

Все новые губернаторы имеют тот возраст, когда энергия должна бить через край. Энергия плюс знания — вот формула успеха.

— Существует ли, на ваш взгляд, некое понятие оптимального срока управления регионом? Ведь, с одной стороны, в случае некоторых отставок говорят, что за два срока регион «устал» от своего руководителя. С другой, и на вашем примере, и на примере, допустим, губернатора Белгородской области Евгения Савченко, мы видим, что можно долго управлять регионом, не вызывая особо активных разговоров об «усталости избирателей».

— Пяти лет первого губернаторского срока достаточно для понимания, получается у человека управлять или нет. Если человек раскрылся за это время и создал базу для роста — зачем же рвать цветок, когда он еще плоды не принес? Конечно, все индивидуально, все касается конкретного человека.

Если у Савченко получается, и он один добился того, что область производит почти 2 млн тонн мяса — это примерно как 15 других областей вместе взятых, — а следом за этим пошли и другие показатели промышленного роста, зачем же торопиться по формуле «лишь бы освободить и послать нового»? Все должно быть в пределах разума, потому что кадры — это капитал и ресурс, и их надо ценить.

— За время, когда вы руководили областью, оппоненты не раз и не два обвиняли вас чуть ли не в авторитарных методах управления? Можно ли сказать, что для эффективного управления регионом действительно нужна определенная степень жесткости, авторитарности?

— Моя авторитарность – сплошная выдумка. Вместе с Евгением Савченко мы были первыми, кого всенародно избирали при очень большой конкуренции. В 1993 году у нас в области при власти находился демократ, который шел на выборы, и вдруг я пошел против ветра, выдвинув свою кандидатуру. И мы в конкурентной борьбе, открыто, без всяких денег, без административного ресурса, сходу победили. И так мы проводили все выборы до последнего дня, пока я работал.

Другой вопрос — кто не знает, что такое организация производство и управления, никогда не поймет процесса управления. Власть должна быть демократически избрана, а производство и организация должны быть в жестких технологических рамках.

Попробуйте произвести 2 млн тонн мяса в год при условии, что у вас бушует сибирская язва или свиная чума. Попробуйте довести производство пшеницы до урожайности в 100 центнеров с гектара без элитных семян, не подготовив почву как положено, не внеся строго обозначенную дозу удобрений, не использовав средства защиты растений. Поэтому, демократия на стадии выборов — это одно, а налаживание демократически избранным руководителем жесткой технологической дисциплины, системы управления — совершенно другое.

Я уже девятый год на пенсии и не слышал в спину ни одного укора, что я был диктатором. Мы многое сделали в экономике, социальной сфере, мы создали целую сеть институтов и университетов, и я до сих пор горд тем, что эта интеллектуальная среда, как мотор, позволяет нам двигаться вперед.

— Вы начали руководить Орловской областью еще в советские времена. Во времена перестройки много говорилось о том, что область стала лидером в создании многоукладной экономики села — именно у вас появились первые фермерские хозяйства, арендные коллективы, начал внедряться хозрасчет. Как вы, будучи первым секретарем обкома КПСС, пришли к пониманию, что нужно активно развивать такие формы хозяйствования и такие подходы к экономике?

— Орловская область, действительно, была первопроходцем во многих экономических и социальных реформах. Мы накопили огромный опыт перехода аграрной экономики на рельсы сначала коллективного подряда, потом аренды, потом фермерства, агрофирм и потом уже агрохолдингов. Первый агрохолдинг «Орловская нива» был создан у нас, потом пошло движение по всей стране, позже по нашей схеме возникли крупные агрохолдинги на Кубани, в других регионах.

Я пришел к управлению регионом не с идеологического фронта, а с производства. Начинал работать бригадиром. Еще при Хрущеве научился выращивать в Орловской области кукурузу на зерно, когда она вообще ни у кого не росла. За это даже получил медаль «Мастер кукурузовод» и фотоаппарат «Комсомолец»

Где мы почерпнули эти знания? Я пришел к управлению регионом не с идеологического фронта, а с производства. Начинал работать бригадиром. Еще при Хрущеве научился выращивать в Орловской области кукурузу на зерно, когда она вообще ни у кого не росла. За это даже получил медаль «мастер кукурузовод» и фотоаппарат «Комсомолец».

Мы изучили опыт организации фермерских хозяйств в Швеции, Баварии, Испании. Именно там я увидел, как на фермах птица выращивается не в один ярус, как у нас было, а в восемь, посмотрел расход кормов на свиноводстве – не 12, как обычно списывали в советское время, а всего 3-3,5 кормовых единицы.

Тогда же я создал первые хозрасчетные подразделения в колхозе и увеличил в 4,5 раза урожайность зерновых. Я понял, что нужно что-то делать, менять подходы: бесплатная работа за трудодни приводила к низкой производительности труда, она не росла, а от множества людей толку было мало.

Впоследствии наш опыт был одобрен решением секретариата ЦК КПСС. А потом Горбачев привез к нам в регион всех первых секретарей обкомов партии и ЦК республик всего Советского Союза. Мы два дня ездили и на местах смотрели результаты нашей работы, когда хозяйства рванули вперед в своем росте, а люди начали заинтересованно работать, потому что по итогам труда у них резко подросла заработная плата. В результате, этот опыт оценили, и меня позвали работать в Москву.

— Но новые формы хозяйствования тогда не удалось эффективно внедрить по всей стране. Вообще, можно ли говорить, что перестройка провалилась, раз ее итогом стал развал СССР?

— Я никогда не скажу, что перестройка провалилась. Как явление, необходимое для изменения всей системы управления государством и отношений народа с властью, перестройка была своевременна. Но, провозгласив перестройку, ее надо было еще провести. А для этого нужны были соответствующие знания и усилия, которых не хватило.

Удержать от развала Советский Союз можно было. Даже при том, что в какой-то момент прокатилась по России такая волна: «А чем мы хуже других республик? Что, не проживем сами?»

И первым этот лозунг бросил писатель из Иркутска Валентин Распутин, на I Съезде народных депутатов СССР. Помните, отвечая тогда на некоторые русофобские заявления депутатов из национальных республик, он сказал: «А может быть, России выйти из состава Союза, если во всех своих бедах вы обвиняете ее и если ее слаборазвитость и неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления? Может, так лучше? Это, кстати, помогло бы и нам решить многие проблемы. …Кое-какие ресурсы природные и человеческие у нас еще остались, руки не отсохли». И зал взорвался аплодисментами, встал и долго-долго аплодировал.

Честно сказать, если бы я возглавил компартию РСФСР, я бы обязательно нашел форму, как установить контакта Борисом Ельциным. Мы может быть, во дворе, у машины встретились и договорились, и в стране не было бы такого противостояния, как в начале 90-х

Этот клич, брошенный в зал, овладел умами народа. На самом деле, он был сказан против тех, кто разрушал Союз, но потом его стали дублировать и левые, и правые — все, кому не лень.

Первой против единого государства стала выступать Литва, и не нашлось человека, который бы остановил процесс распада. Был Горбачев, который хотел методом экономических уступок республикам создать что-то вроде Евросоюза. И был Ельцин, который был категорически против — ему нужна была власть, и он ее открыто захватил. Были объективные трудности, но сработал субъективный фактор и вылился он в подписание документа в Беловежской пуще.

— То есть развала можно было избежать?

— Все понимали, что Горбачев должен был принять меры. Мы с ним встречались, говорили. Но он ничего не сделал, не захотел марать руки. И никто не захотел. А пришедшие в 90-е «либералы» разрушили экономику.

Авиационную промышленность, приборостроение, машиностроение — все остановили. Посмотрите, наш завод «Дормаш» некогда в 70 стран мира продававший свою технику, сегодня этого делать не может. Чем это объяснить кроме как отсутствием эффективного управления в тот период? Сейчас мы расходуем огромные деньги на дорожное строительство, а технику покупаем японскую и немецкую.

Сельское хозяйство сейчас рвануло благодаря кризису и санкциям. Мы только мечтаем, чтобы это продлилось как можно дольше. И тогда мы не только обеспечим себя продовольствием, но и завалим им соседние страны. Подумать только, нам в стране всегда не хватало сахара, нам нужно было 5,5 млн тонн, а мы производили от силы 1,5-2 млн тонн. Сегодня же мы можем удвоить производство сахара и продавать его.

Нам не хватало кормов для животноводства, прежде всего сои, покупали ее у американцев. Сегодня же соя растет не только в Крыму и Краснодаре, сегодня она в Орле растет. Орловский институт зернобобовых вывел сорта, которые помогли и полностью обеспечить страну и начать продавать сою за границу. Это революция.

— В своем интервью ТАСС Сергей Шахрай недавно высказал мысль, что если бы в свое время, в 1990 году, компартию РСФСР возглавили вы, а не Полозков и Зюганов, это была бы и совсем другая, более авторитетная компартия, и политическая история страны могла сложиться по-другому. Рассматривали вы для себя возможность возглавить компартию в 1990 году?

— Может, Сергей Шахрай и прав. Честно сказать, если бы я возглавил компартию РСФСР, я бы обязательно нашел форму, как установить контакт с Борисом Ельциным. Мы, может быть, во дворе, у машины встретились и договорились, и в стране не было бы такого противостояния, как в начале 90-х.

Кстати в 1990 году, на пленуме ЦК КПСС, когда был поднят вопрос о необходимости создания компартии РСФСР, прозвучало предложение, чтобы ее возглавил именно я. Но тогда я вышел на трибуну и сказал, что категорически против — потому что считаю, что при создании компартии России, в СССР появляется сразу две руководящие партии. И тогда у нас не будет единой объединяющей силы, которая бы смогла удержать страну от распада.

А чуть позже, в июне 1990 года на Российской партийной конференции все же учредили компартию РСФРС и председателем избрали краснодарского первого секретаря Ивана Полозкова. Когда Ельцину доложили о его избрании, он заявил, что не знает такого и положил трубку.

— В 1996 году вы возглавили Совет Федерации. Как бы вы оценили роль верхней палаты парламента в политической системе страны?

— Считаю что Совет Федерации — это особая палата парламента. Она возникла как явление, необходимое для сохранения единства страны.

После распада Советского Союза слишком быстро стали нарастать центробежные тенденции и в России. Первым о самостоятельности объявил Татарстан. И не просто объявил, а в 1993 году на Конституционном совещании Минтимер Шаймиев сказал: «Мы не хотим принимать эту конституцию, мы хотим заключить договор о разграничении полномочий с Россией». Тогда форму уступки нашли — согласиться, чтобы в паспортах, которые выдавались жителям Татарстана, были надписи и на русском и на татарском языках, а вопросы налогов договорились решить в рабочем порядке. Только после этого утвердили конституцию.

Первое, о чем мы договорились – у нас в Совете Федерации не должно быть никаких политических партий. Второе – мы должны были установить механизм сдерживания популистских решений Госдумы. Если выполнять все законы, которые принимали тогда депутаты, потребовалось бы 5-7 бюджетов. Все знали, что этих денег нет

Но налоги они платить перестали, руководителей силовых структур стали назначать сами. Потянули далее руку за собственной армией. Следом к таким же мыслям пришли и башкиры. Тем временем полным ходом шла война в Чечне, а страна раскалывалась.

И в 1995 году Борис Ельцин принял верное решение о том, что Совет Федерации формируется из руководителей субъектов (в 1993-1995 гг. член Совета Федерации избирались прямым всенародным голосование в оргугах. — Прим ТАСС). Так сразу главы регионов и председатели законодательных собраний объединились в одном органе. Когда пришли в зал все руководители регионов и я стал председателем Совета Федерации, то в зале возникло понимание грядущей беды, которая может постигнуть и Россию.

И первое, о чем мы договорились – у нас в Совете Федерации не должно быть никаких политических партий. Второе — мы должны были установить механизм сдерживания популистских решений Госдумы. Если выполнять все законы, которые принимали тогда депутаты, потребовалось бы 5-7 бюджетов. Все знали, что этих денег нет, да и последние тают. Нам же предстояло выполнять эти законы на местах. Поэтому 50% проектов законов, принимавшихся Думой, мы отсеивали.

Но мы внесли другой закон — 50% собираемых налогов отдать регионам, оставшуюся половину – центру. Как только мы этот закон приняли, все поняли – надо работать, чтобы заработать свой налог. Так появился интерес собирать налоги и развивать производство.

А потом единый язык, как бы ни шумели, но утвердили. Совет Федерации — это особый орган на особый период. Всем даже показалось, что Совет Федерации слишком самовластен, что этот орган много на себя берет. Заключая свое выступление в Совете Федерации, когда я уходил, я сказал — Совет Федерации, как Антей, удержал Россию от распада. Мы выполнили главную политическую роль на конкретном переходном этапе, мы сохранили Россию. Если бы такой орган был в Советском Союзе, мы бы и Союз сохранили.

— Есть версия, что в 1995 году вы были одним из самых вероятных преемников Бориса Ельцина на посту главы государства? Сами вы когда-нибудь рассматривали возможность возглавить Россию?

— Нет, не рассматривал. Но знаю, что Борис Николаевич приглядывался ко мне. Все это было, а он называл меня «губернатором губернаторов».

— Вы когда-нибудь жалели о том, что положили на алтарь политической карьеры научную работу?

— Я всегда стоял близко к науке, одно время даже хотел быть преподавателем философии и всерьез готовил себя в этом направлении. Мне всегда нравилась история и моя агрономическая профессия. Я ее знаю досконально. Это развивает мысль и дает возможность думать.

Но выбрав путь управленца и законодателя, я тоже сделал многое. Я твердо знаю, что мы в Орловской области первыми подошли к пониманию рынка и весь Советский Союз привели к этому пониманию. Позже мы приняли Земельный кодекс, закон об обороте земель сельхозназначения, закон об ипотеке, закон об аренде — фундаментальные законы о земле, за которую столетиями проливали кровь. Мы здесь прошли по лезвию ножа — ни коммунисты не возразили мне, ни депутаты Госдумы, ни в Совете Федерации, ни в аппарате президента. Думаю, на мой век этих достижений достаточно.

Беседовал Александр Матвеев