1 (13) марта 1881 года, днем холодным, Александр II следовал заранее составленному плану: после смотра караулов на Михайловском манеже и визита к родственнице — великой княжне Елене — возвращение в Зимний дворец. Монарха сопровождали брат Михаил Николаевич и полицмейстер Дворжицкий. Соблюдение распорядка обернулось смертельным риском: на набережной Екатерининского канала (ныне имени Грибоедова), по которой император часто следовал на Дворцовую площадь, его ждали террористы-народовольцы. Первый взрыв бомбы повредил карету, не задев седоков. Вопреки совету Дворжицкого, Александр вышел, чтобы бросить взгляд на своего несостоявшегося убийцу и оказался в нескольких шагах от убийцы настоящего — Игнатия Гриневицкого. Раздался еще один взрыв, которым сбило с ног и императора, и полицмейстера, и Гриневицкого, а когда до места трагедии доехал великий князь, поправить ничего уже было невозможно, передает ДВ-РОСС со ссылкой на ТАСС.

«Саша, это я, узнаешь меня, Саша?» — склонился Михаил над телом брата, на что император ответил: «Вези меня скорее домой». Но ничью жизнь спасти не удалось. Александр II и его убийца скончались в одни сутки. В элите империи воцарилось смятение. В России начиналось новое царствование.

Посмертной участью Гриневицкого стало почти безоговорочное забвение. В отличие от Степана Халтурина, Андрея Желябова и Софьи Перовской — других участников охоты на императора, террорист-народоволец не застолбил за собой славы героя революционного движения. Позднее его имя не увековечили на карте родины. Единственная улица Гриневицкого в современной России (в Анадыре) только вводит в заблуждение — она названа в честь однофамильца. Но ставшая всеобщей холодность к Гриневицкому (даже Сталин в Кратком курсе осудил теракт 1881 года) не означала приятия его жертвы.

У императора нашлось достаточно недоброжелателей как при дворе, так в собственной фамилии — и в освобожденной деревне, и в общественном мнении. И пусть далеко не все желали ему смерти, в череде российских монархов Александр остался трагической фигурой, императором, оторваннным от империи — и погибшим от рук своих подданных.

Любовь побеждает все

Впервые Александр оказался один на один со своим окружением в 1839 году. Тогда поездка будущего правителя в Европу завершилась спрятанным от посторонних глаз выяснением отношений. Отвергнув руку баденской принцессы, будущий российский самодержец остановил свой выбор на 15-летней Максимилиане Вильгельмине Марии Гессенской и Прирейнской, не бывшей ровней ему по происхождению. В Европе знали: принцесса — незаконная дочь конюшего барона де Гранси, признанная отчимом лишь из милости. Но хотя Александра поставили в известность, от планов бракосочетания он не отказался. Разубедить внука не смог и его немецкий дедушка — король Пруссии Фридрих-Вильгельм III.

Не признанная обществом любовь снова настигла императора в Петербурге, где по прошествии 40 лет Александр связал свою жизнь с княжной Екатериной Долгорукой. На этот раз мезальянс превратился в драму. Пока старая императрица умирала в Зимнем дворце, Александр поселил поблизости свою следующую избранницу. Редкий случай — царя осудил двор. То, что начиналось как неравный брак, превратилось в скандал с острой морально-нравственной подоплекой.

Защищая супругу, Александр II был готов на разрыв с сыном, будущим Александром III. Престолонаследник не желал иметь ничего общего с мачехой, и его поддержали родственники, сплотившие ряды. Дурная молва о княжне Долгорукой распространилась по аристократическим салонам столицы, где женщину обвиняли в заведомо вымышленных непристойностях.

Отголоски главного скандала империи быстро вышли за пределы Петербурга. Появились слухи о заговорах, которые якобы плелись с целью отстранить императора — или даже всю династию — от престола. И пусть ничего из этого не получило безоговорочного подтверждения в работах историков, ясно одно: аристократическая Россия была в ярости.

Я пришел дать вам волю

Другая сторона одиночества императора — его отношения с крестьянским большинством империи, лишенные теплоты, на которую этот монарх вполне мог рассчитывать. 19 февраля 1861 года Александр II объявил об освобождении землепашцев из крепостной неволи — и 34% его подданных, находившихся в зависимости от помещиков, вполне могли быть благодарны ему за это.

Действительность оказалась настолько иной, что обескуражила императора. Весной 1866 года покушение на него совершил Дмитрий Каракозов. Когда преступника схватили, тот объяснил свои намерения: сам дворянин, но сочувствовавший «народу» Каракозов был убежден, что при разделе земли император «обманул» крестьян. Те получили лишь 32% земель, да и за них должны были платить выкуп. Оставшееся, включая важные для сельского хозяйства леса и выпасы, осталось в собственности помещиков — по мнению Каракозова (сам он ничем не владел), несправедливо.

Итог размежевания между дворянами и их бывшими крепостными вызвал волнения в глубине России, усугубленные неграмотностью тех, кому царь дал свободу. Манифест о завершении крепостной эры, зачитанный вслух, недопонимали. Его содержание приходилось объяснять крестьянам простыми словами. И тогда услышанному — не верили. В деревне Бездна недалеко от Казани вожак крестьян Антон Петров призвал селян взять всю землю себе. Столкновения развернулись и в Пензенской губернии, где жители 26 деревень поняли волю как данную одновременно с землей. Подавлять волнения приходилось грубой силой. Находились и те, кто благодарил императора, но повсеместного ликования нигде в России не было. Зато боясь мести землевладельцев, Александр II предпочел провести ночь после оглашения манифеста в покоях своей сестры — его страшил призрак аристократического заговора.

Польский тупик

К твердым недоброжелателям Александра относило себя важное привилегированное меньшинство империи — шляхтичи-поляки. Из польско-белорусских земель происходил убийца императора — дворянин-католик Гриневицкий. После того как восточноевропейская страна обрела независимость, ее лидер Юзеф Пилсудский рассказывал, что его родственники были причастны к расправе над императором: якобы детали взрывного механизма поставлялись «Народной воле» из Польши и прошли через руки старших Пилсудских.

Такая степень ожесточения, вылившаяся в поддержку леворадикалов, не оправдывалась, но хотя бы объяснялась подавлением в 1863 году восстания Польши. Александр II отказался предоставить стране независимость (которую в той мыслили с территориями Белоруссии и Украины). Гнев привел поляков в революционное движение.

В 1867 году польский террорист Антоний Березовский попробовал убить Александра II в Париже, рискуя жизнью другого монарха — Наполеона III. Позже, вынося императору «смертный приговор» на съезде в Липецке, народовольцы упомянули в числе пунктов «обвинения» репрессии в Польше.

Крестьянский вопрос, польский вопрос и важнейший вопрос согласия в верхах империи — вместе составили трудное наследство Александра II Александру III. Именно вокруг них в дальнейшем решалась и решилась судьба империи.

Игорь Гашков