В последние годы российские инвесторы встряхнули Кремниевую долину, вложив огромные суммы в такие компании, как Facebook и объявив о смелых планах создать под Москвой конкурирующий технологический центр. Саша Джонсон (Sasha Johnson), уже 20 лет работающая в Кремниевой долине, находится на острие этой тенденции. Она возглавляет DFJ VTB Aurora – совместную венчурную компанию России и Кремниевой долины, которая в прошлом году создала уже второй фонд объемом в 100 миллионов долларов. Кроме того, Джонсон – местный представитель фонда «Сколково» — организации, ответственной за планируемый российский технологический центр. Об этом передает ДВ-РОСС.

Изначально ее звали Александрой Денисовой, сообщают «Инновации и инвестиции». Она родилась во Владивостоке и приехала в Калифорнию учиться в бизнес-школе. По ее словам, она стала первой россиянкой, получившей степень MBA в Калифорнийском университете в Беркли. Хотя ее отец, убежденный коммунист, осуждал ее за этот шаг, Джонсон видела потенциальные возможности начать наводить мосты между сторонами Холодной войны. Инвестиционная компания, созданная магнатом Робертом Криблом (Robert Krieble) – производителем суперклея — для поиска перспективных возможностей в Восточной Европе, стала для нее стартовой площадкой. С тех пор она продолжает консультировать, посредничать и помогать осуществлять многомиллионные сделки.

Джонсон, живущая сейчас в Пидмонте, дала интервью. Предлагаем вашему вниманию его отредактированную расшифровку.

— Питер Делеветт: расскажите нам подробнее о начале вашей карьеры.

— Саша Джонсон: моя сильная сторона – это трансконтинентальные, многоязычные транзакции. Поэтому, когда я поняла, что Кремниевая долина – это, в первую очередь, стартапы, я подумала: «Чем я могу быть им полезна?» Стартапам нужна помощь с маркетингом, бизнес-планами, переговорами, привлечением средств.

Во время краха доткомов я нашла в Окленде телекоммуникационную компанию Libritas, занимавшуюся VoIP (передачей голоса по IP-протоколу – позднее эта технология приобретет известность благодаря Skype). В итоге совет директоров попросил меня возглавить фирму. К сожалению, мы начали слишком рано, и в итоге нашу компанию купила NextWeb. Но я поняла, что могу управлять инженерами, и мне понравилось быть генеральным директором. Я пообщалась с несколькими венчурными капиталистами, и они спросили меня: «Почему бы вам не попробовать что-нибудь сделать в России?»

Это был 2002 год, и страны, из которой я уехала в начале 1990-х годов, больше не существовало. Однако я все же отправилась обратно в Россию, чтобы посмотреть, что там происходит, и сразу же обратила внимание на то, что все пользовались сотовыми телефонами. Все писали SMS. В США дела обстояли иначе – индустрия телекоммуникаций была на спаде. Поэтому я вернулась домой и сказала: «Думаю, можно создать небольшой фонд». Мы назвали его Landbridge Capital (в честь перешейка, который некогда соединял Россию с Северной Америкой).

— И как у вас пошли дела?

— В России не было юридических фирм, которые понимали бы, что такое интеллектуальная собственность. Предприниматели постоянно лгали. Приведу такой пример: была вышедшая из российской космической отрасли компания, занимавшаяся промышленными лазерами. Лазеры этого парня были не хуже любых американских. Но когда инвестиции были осуществлены, оказалось, что он уже продал права на интеллектуальную собственность четыре раза. Другие компании вели себя точно так же. Через три года мои партнеры сказали, что выходят из дела.

Затем на рождественской вечеринке я столкнулась с венчурным капиталистом Тимом Дрейпером (Tim Draper), и он сказал мне: «Давайте сделаем российский фонд». У Draper Fisher Jurvetson есть сеть фондов по всему миру, и российским направлением она тоже пару раз уже пробовала заниматься. Я ответила: «Тим, это невозможно – страна, запустившая первый спутник, по каким-то причинам больше на это не способна». Но если вы знакомы с Тимом, то, наверное, знаете: ему нельзя говорить, что он чего-то не может.

Поэтому DFJ предложила мне заняться созданием российского фонда совместно с «ВТБ Капиталом» — вторым по величине банком в России. Это был серьезный, но интересный вызов, и сейчас мы работаем уже со вторым фондом.

— В какие компании вы инвестировали?

— Первый фонд инвестировал средства в целый ряд проектов — светодиоды, корпоративное программное обеспечение. Привлекательность российского рынка заключается в том, что он создает все эти локальные версии ключевых технологий. «Яндекс» — это российский Google, есть также российский Zappos, российский Pinterest. Но мы не хотели быть частью толпы.

Во времена Советского Союза в научное развитие вкладывались впечатляющие объемы капитала. Это привело к серьезным прорывам в военных и космических технологиях, и мы уверены, что ряд этих технологий можно приспособить для производства. Мы вложили средства в фирму, которая использует нанолитографию, чтобы делать покрытия для стекла – в том числе помогающие против тумана и изморози. Другая компания занимается редкоземельными полупроводниками.

Зачем бежать туда же, куда и все? Следующий большой бум будет не вокруг Facebook.

— Поговорим о фонде «Сколково», который пытается построить под Москвой Кремниевую долину. Как вы присоединились к этому проекту?

— В России экосистема для инноваций только развивается. Теоретически, Сколково – это платформа, где должны встретиться все элементы: предприниматели, инвесторы и юридические фирмы. Туда уже пришли IBM, Cisco, Microsoft и Samsung.

Однако у организаторов возникла проблема с привлечением в Сколково венчурных компаний из Кремниевой долины, поэтому они обратились за помощью ко мне. «Пока ваша платформа принимает всех, а не только «жирных котов», я буду на вас работать», — ответила я.