В прокате «Бердмен» Алехандро Гонсалеса Иньярриту — фаворит «Оскара», картина о преодолении творческого кризиса в компании человека в костюме черной курицы. Когда-то Ригган Томсон сыграл супергероя Бердмена (Майкл Китон) — существо с клювом и в перьях, наделенное способностью к телекинезу. Отcнявшись в комикс-трилогии, Ригган пропал с радаров и вот спустя пару десятков лет решил вернуться в образе бродвейского постановщика. Он отрастил вольнодумскую бородку и взялся адаптировать для нью-йоркских подмостков прозу Рэймонда Карвера — классика американского «грязного реализма». И вот премьера уже через несколько дней, а Томсону приходится самолично вывести из строя одного из актеров, чтобы взять на замену капризную «звезду» (Эдвард Нортон), присутствие которой только накаляет и без того душноватую обстановку. Об этом передает ДВ-РОСС.

В довершение всех бед из-под контроля выходит личный психоз Томсона — внутренний голос, принадлежащий сыгранному им когда-то чуду в перьях.

Алехандро Гонсалес Иньярриту — режиссер выдающейся, но незавидной судьбы. Придуманная им формула мозаичного повествования была доведена до совершенства уже в третьем фильме «Вавилон», за который мексиканец получил «Оскара». Получил — и, очевидно, погрузился в творческий кризис, требующий ответа на простой вопрос: что дальше? Решительно отказавшись от историй о том, что все люди на земле связаны, он снял «Бьютифул» — и оказалось, что, утратив планетарный размах, вся его торжественная сентиментальность оборачивается чудовищной пошлостью.

С тех пор прошло четыре года, и теперь Иньярриту не просто вернулся, а представил свой первый полностью американский фильм — о творческой единице, пытающейся выбраться из-под завала стереотипов о себе.

На главную роль режиссеру, разумеется, нужен был достойный компаньон, и сейчас представить на месте Китона какого-то другого артиста совершенно не представляется возможным. Даром, что этот блестящий актер, так же как и его герой, всю жизнь мучается, оставаясь для зрителей Бэтменом Тима Бертона.

Ну а третьим человеком, ответственным за успех «Бердмена», без сомнений, является оператор Эммануэль Любецки. Один из двух гениев американского операторского искусства, мастер длинных планов здесь превзошел сам себя. Его задачей было среди прочего подвижностью кадра уравновесить природную тягу режиссера к выдавливанию слезы.

В результате первая очевидная монтажная склейка в фильме появляется, кажется, в середине второго часа.

Фактически камера превращается еще в одного персонажа, благодаря которому зритель не скучает и всегда поворачивает голову туда, куда надо режиссеру. Благодаря Любецки все вместе превращается в психоделический аттракцион, после которого в голове остается приятный туман, а по выходе из кинозала некоторое время кажется, что за спиной парит человек в костюме черной курицы.

Сногсшибательная форма, придуманная Иньярриту для своего антикризисного фильма, работает среди прочего на то, чтобы отвести от режиссера очередные обвинения в банальности содержания. Ну да, «Бердмена» легко трактовать в смысле рассуждения о сути актерского ремесла и всего такого, но для автора «Вавилона», всегда добивавшегося максимального уровня обобщения, это слишком мелко.

Иньярриту здесь рассуждает не только и не столько об актерстве, сколько о таланте в целом.

Благодаря этому из культурной памяти моментально вылезают ростановский Сирано де Бержерак, чеховские Заречная под ручку с Аркадиной, какой-нибудь мистер Икс и бодлеровский альбатрос с волочащимися по земле огромными крыльями. И Ригган Томсон вдруг оказывается персонажем того же ряда — смешной, нескладный, но смотри, как он летит.

Ярослав Забалуев, «Газета.ру»