Сегодня по всей Японии будут поминать погибших — родственников, знакомых, соседей. Потому что погибших в этот день было столько, что у каждого из живых кто-нибудь для поминовения да найдется. Об этом передает ДВ-РОСС.

Пять лет назад, 11 марта 2011 года, в 14:46 местного времени Японию постигла мощнейшая за послевоенное время катастрофа. Сильное землетрясение неподалеку от восточного побережья заставило содрогнуться весь Хонсю — крупнейший остров архипелага, а вызванное им огромное цунами буквально слизнуло десятки прибрежных городков и поселков на северо-востоке острова, преимущественно в префектурах Мияги и Иватэ. Чуть южнее, в префектуре Фукусима, волна была не столь разрушительна, но и ее хватило, чтобы создать реальную угрозу радиационной катастрофы на одноименной атомной электростанции «Фукусима-1».

Паника тогда возникла нешуточная, причем чем дальше человек находился от места событий, тем сильнее была паника. Во Владивостоке во многих семьях создавали запасы бутилированной воды, цены на дозиметры и счетчики Гейгера взлетели у местных «бизнесменов» в 3–5 раз, а родственники из западных регионов звонили и кричали в трубку: «Бросайте все и уезжайте!..»

Характерно, что в самой Японии — если говорить о спектре человеческих эмоций — паники не наблюдалось. Горе, сочувствие, готовность помочь, сосредоточенность на работе — да. Но не паника.

Хотя в сам момент трагедии нас там не было. По заданию редакции мы с фотографом «Новой» во Владивостоке» Юрием Мальцевым прилетели через несколько дней. Но время удара запомнили на всю жизнь, потому что видели остановившиеся на этой минуте часы на полуразрушенном школьном здании в Натори, пригороде Сэндая, который является столицей префектуры Мияги. В уничтоженных гигантской волной городках этой префектуры нам, собственно, и довелось поработать.

…Суперсовременная, высокотехнологичная Япония научилась противостоять катаклизмам. Во время сильного первого толчка «эластичные» огромные небоскребы скрипели и изгибались, но устояли все как один. Сразу после удара — согласно правилам безопасности — остановились сотни синкансэнов, которые круглые сутки несутся по тысячам километров скороcтных желобов. После проверки они поехали дальше: система скоростных железных дорог Японии с честью выдержала испытание. Примерно в течение недели — пока продолжались афтершоки (затухающие толчки) — на мобильные телефоны жителей периодически приходила SMS-рассылка: внимание, сейчас будет толчок! И действительно, через несколько секунд начинала звенеть посуда и покачивались люстры.

В течение десятилетий по всей стране регулярно и повсеместно — начиная с детских садов (это не шутка) — проходят учения: как вести себя при землетрясении. Результат налицо — непосредственно от сильнейшего землетрясения в марте 2011 года по всей Японии погибли лишь несколько человек. В приморских городах к этому добавляются еще одни учения: как вести себя во время цунами.

Казалось бы, если к стихийному бедствию можно подготовиться, то Япония была готова максимально возможно. И все-таки этого оказалось до обидного мало…

И уцелевшие жители прибрежных городков, которых мы встречали среди развалин, и спасатели, приехавшие чуть ли не из всех стран мира, и японские пожарные (они в этой стране играют роль нашего МЧС) говорили об одном: трудно — если вообще возможно! — быть готовым к «комбинированной» катастрофе. Когда, во-первых, происходит сильное землетрясение. Во-вторых, его очаг оказывается в океане, но очень близко от берега — так, что для достижения береговой полосы цунами требуются считанные минуты, если не секунды. И, в-третьих, когда ко всему этому добавляется угроза радиационной катастрофы. Именно такая комбинация выпала на долю японцев, в первую очередь жителей восточного побережья Хонсю в марте 2011 года.

…Не забыть руин, на которых краской, фломастером, мелом (куском известкового обломка) написано: French или, к примеру, Spain, что значит — здесь уже прошли спасатели из этих стран; ни живых, ни мертвых можно больше не искать. С нашими мы не встретились, хотя там и работал большой отряд спасателей из России; удар гигантской волны пришелся на сотни километров побережья, все не объедешь.

…Не забыть в разрушенном Минамисанрику памятник предыдущей гигантской волне — она пришла в шестидесятом через весь Тихий океан, от чилийских берегов, после известного землетрясения. Точнее, даже не памятник — то, что от него осталось: скрученное в жгуты железо и на уцелевшем граните стихи Пабло Неруды о коварстве и обманчивости морской волны, ласкающей берег. Та волна тоже принесла разрушения, но людей по большей части удалось спасти — океанская дистанция позволила эффективно сработать системе предупреждения. В марте 2011 года Кияки Кумагаи рассказывал нам, что волна пришла буквально через минуту после того, как взвыли сирены. Он, молодой мужчина, школьный тренер, успел, как учили, забежать на гору. Большинство — не успело. Волна была такой высоты, что мы своими глазами видели помеченные разноцветными буями рыболовные сети, свисающие с крыши 4-этажного здания. Минамисанрику стал в те дни одним из символом постигшей Японию катастрофы — из двадцатитысячного населения этого городка ровно половина жителей числились пропавшими без вести. Причем с каждым днем это выражение все больше превращалось в обманчивый эвфемизм.

…Не забыть людей с замершим взглядом, бродящих среди руин. Как не забыть и многочисленные бульдозеры и даже танки с навесными бульдозерными ножами, которые там и сям пытались расчистить дороги: накатывающая, а особенно уходящая волна покрывает некогда ухоженную территорию ровным слоем мусора и обломков. И если быстро не расчистить дороги (естественно, после спасателей, пытающихся найти живых), то не проедет никто — ни машины с продуктами и гуманитарной помощью, ни рефрижераторы-катафалки для вывоза трупов. Собственно, эта формула была нам известна еще со времен землетрясения в Нефтегорске в мае 1995 года: когда уходит надежда, приходят бульдозеры.

…Не забыть самурайского спокойствия в глазах Юкио Такаяма — начальника подразделения быстрого реагирования при токийской пожарной части №8. Именно он и его люди обеспечивали подачу воды в корпус третьего реактора АЭС Фукусимы, когда возникла прямая угроза перегрева и непредсказуемых последствий. Помню, спросил его: можно посылать человека на смерть? А он ответил: «Не надо делать из нас героев. В префектурах Иватэ и Мияги многие спасатели потеряли свои семьи. Они работают сутками и в редкие минуты отдыха ищут своих родных. Вот это настоящие герои!..»

…Не забыть аэропорт Сэндая, находящийся в полукилометре от береговой линии. Типичное здание аэровокзала похоже на наше; представьте, что вода в нем стояла на отметке 3 метра 2 сантиметра. Аквариум… Аэропорт возобновил работу лишь через несколько месяцев после катастрофы. Помню, как в этом же городе, административном центре префектуры Мияги, мы побывали в православной церкви. В левом приделе деревянная скульптура чуть выше человеческого роста — распятие Христа. На раскинутых руках Спасителя — десятки гирлянд с журавликами. Христианство на востоке соседствует с буддизмом и синтоизмом; уживаются они вполне мирно. Точно такие же гирлянды разноцветных журавликов, кстати, мы видели накануне вылета из Владивостока у входа в Генеральное консульство Японии в нашем городе — их несли горожане, пытавшиеся хоть как-то выразить свое сочувствие. Сочувствовать было чему и кому. Гигантская волна стала причиной гибели более 20 тысяч человек. Большую часть не нашли (отсюда первоначальное выражение — пропавшие без вести) и не найдут уже никогда. Бешеная волна унесла их в море…

Что касается вообще цифр, то они ужасают. Катастрофу трудно измерять в цифрах, но других методов не придумано. В Мияги мне довелось побывать еще раз в сентябре того же 2011 года, спустя полгода после трагедии, когда основные итоги потерь уже были подведены.

Префектура Мияги считалась одним из крупных сельскохозяйственных и рыбацких (второе место после Хоккайдо) центров Японии. Именно по этим двум отраслям и пришелся главный удар. Потери в рыболовецком секторе оценивались в 10 миллиардов долларов (только по одной этой префектуре), в сельскохозяйственном — в семь миллиардов. Причем это, если так можно выразиться, моментальные потери. В префектуре пришлось провести колоссальные работы по восстановлению плодородия почвы: поля были залиты морской водой, произошло глубокое засоление. То же самое произошло и с деревьями, в первую очередь плодовыми — многие из тех, что устояли, пожелтели и погибли от соляной корки.

Полностью были разрушены около 80 тысяч домов, еще более 90 тысяч существенно пострадали; по официальным подсчетам, 55% физических потерь по всему побережью, оказавшемуся под ударом цунами, пришлось на префектуру Мияги. Превратились в металлолом около 20 тысяч рыбацких судов различного класса и 200 тысяч автомобилей — на их полную утилизацию ушло несколько лет.

Общая же сумма ущерба всей экономике одной только префектуры Мияги оценивалась в астрономическую цифру около 100 миллиардов долларов. Понятно, что в одиночку префектура этого простого «не вытащила бы». И уже в течение первого же года после землетрясения на преодоление последствий катастрофы были направлены средства госбюджета Японии, равные трем годовым бюджетам префектуры Мияги. Но и в Сэндае, и в городках на побережье не сидели сложа руки.

Был принят 10-летний план действий, в свою очередь, разбитый на три этапа. Первые три года — восстановительный период. Следующие четыре года — период обновления. И еще три года — период развития. Было четкое понимание того, что надо изменить: строить более высокие дамбы-волнорезы и строить новые дома и объекты инфраструктуры на возвышенностях и подальше от берега.

На серьезные финансовые ресурсы немедленно подтянулись крупные строительные, девелоперские компании; на северо-востоке Хонсю начался строительный бум. А главным из терминов, означенных в плане, оказалось обновление. После 11 марта это приходилось слышать неоднократно. Многие японцы считают, что их экономика, выйдя на пик где-то к началу девяностых, последующие два десятилетия скорее стагнировала, чем развивалась. И мартовская катастрофа 2011 года должна была стать мощным стимулом для качественного рывка, для усиления модернизационных процессов.

Так оно, собственно, и произошло.

Осенью минувшего, 2015 года мне снова довелось побывать в Японии. Реальных следов землетрясения и цунами уже практически не найти. Префектура Мияги близка к тому, чтобы выйти на прежние экономические показатели — и двигаться дальше. Продолжается по всей стране и высокотехнологичное строительство — к примеру, в прошлом году желоб скоростного синкансэна пришел в Тояму, центр одноименной префектуры на западном побережье.

Еще один характерный и показательный момент: после марта 2011 года Япония с удвоенной энергией стала бороться за право принять Олимпийские игры в 2020 году. И победила — следующая Олимпиада после Рио-де-Жанейро (она, как известно, состоится в августе нынешнего года) пройдет в Токио. Она уже проходила здесь в 1964 году, но если тогда свидетельствовала о послевоенном восстановлении, то теперь должна показать миру способность государства эффективно преодолевать последствия тяжелого стихийного бедствия.

Нерешенной, по большому счету, после мартовских катаклизмов 2011 года остается лишь одна проблема, но при этом едва ли не самая серьезная: ситуация на АЭС в Фукусиме. Собственно, и с самой АЭС уже в основном все в порядке; однако этого категорически нельзя сказать о жидких радиоактивных отходах (ЖРО), накопленных здесь в гигантских количествах и продолжающих прибывать.

За прошедшие пять лет «Новая газета» во Владивостоке» не раз обращалась к этой проблематике. И вовсе не потому, что, как некоторые коллеги, мы старались нагнать панику. Отнюдь. Скорее даже наоборот. Дело в том, что мы были одними из первых, кто в деталях и подробно рассказал о блестящих — без преувеличения — успехах, достигнутых в ДальРАО в области переработки скопившихся за много лет ЖРО Тихоокеанского флота. В первую очередь благодаря уникальным технологиям, разработанным в Институте химии ДВО РАН под руководством академика Сергиенко и члена-корреспондента РАН Авраменко. Внедрение этих технологий позволило за несколько лет полностью переработать копившиеся десятилетиями ЖРО ТОФ — около 10 тысяч тонн. На Фукусиме всего за пять лет скопилось ЖРО на порядок больше. Однако состав этих самых жидких радиоактивных отходов, что хранившихся в Приморье, что копящихся на Фукусиме, во многом идентичен. И, конечно, грех было бы не предложить наши технологии соседям, тем более что угроза — и этого никто не скрывает — может оказаться общей.

Не сосчитать, сколько раз за эти пять лет председатель ДВО РАН академик Валентин Сергиенко побывал в Японии, с кем он там только не встречался, начиная с руководства компании TEPCO (Tokyo Electric Power Company) — владельца и оператора аварийной АЭС «Фукусима-1». На определенных этапах к делу даже подключался российский МИД. Однако фактически никаких серьезных подвижек за это время не произошло. Сначала японская сторона требовала проведения независимой экспертизы, которая показала бы, насколько действительно эффективны сорбенты, «сочиненные» дальневосточными учеными. И три такие экспертизы, в том числе во всемирно признанных научных центрах в Германии и Франции (во французском Шербурге совсем недавно), были проведены. Все заявленные преимущества российских сорбентов нашли свое подтверждение. Однако и сегодня что-то постоянно мешает начать применение российских технологий на хранилищах ЖРО, поступающих с «Фукусимы-1».

Что? На этот вопрос нет однозначного ответа. Специалисты и эксперты склоняются к мнению о том, что Япония боится зависимости — пусть даже в данном, конкретном случае — от российских технологий. И не только Япония. Все шесть реакторов для АЭС Фукусимы, в том числе и злополучный третий, спроектированы американской корпорацией General Electric. В бизнесе такого масштаба сохранение лица тоже, как известно, является далеко не последним делом. А принять предложение российских ученых — значит и признать их превосходство.

Возможно, эта теория покажется кому-то чересчур конспирологической, но других реальных объяснений сохраняющемуся пять лет статус-кво обнаружить не получается.

Впрочем, академик Сергиенко не теряет оптимизма, о чем он говорил и в недавнем (см. «Новую газету» во Владивостоке», №5 от 11 февраля) интервью нашей газете. Но время уходит, ЖРО на «Фукусиме-1» продолжают накапливаться, и чем дальше, тем больше проблема требует адекватного решения.

Будем, однако, и мы оптимистами вместе с Валентином Сергиенко.
Тем более что о ситуации на АЭС отнюдь не забыли, она и сегодня продолжает волновать японское общество. Свидетельство — вот эта информация, которую мировые информационные агентства распространили буквально десять дней назад.

В Японии трех бывших топ-менеджеров компании TEPCO обвинили в халатности в связи с аварией на атомной станции «Фукусима-1» в 2011 году.

Среди прочих — обвинение предъявлено Цунэхисе Кацумате, который возглавлял TEPCO в 2011 году.

Бывшие топ-менеджеры TEPCO будут первыми, кто окажется в суде по этому делу. Их обвиняют в том, что они не предприняли необходимых мер безопасности, несмотря на то что знали о риске цунами рядом с АЭС.
Прокуратура Японии дважды отказывалась предъявить обвинения руководству TEPCO из-за слабой доказательной базы. Однако на возбуждении дела настоял общественный Комитет по расследованию дел об уголовном преследовании…

Андрей Островский, «Новая газета» во Владивостоке»