Академик Александр Лавров, выступивший недавно на одном из последних заседаний Президиума Российской академии наук, обратил внимание на проблемы издания русской классики.

100 лет назад, в 1911 году в России было начато издание первого завершённого полного собрания сочинений академического типа — трёхтомного издания Грибоедова, вышедшего в свет в 1911—17 гг. под редакцией и с примечаниями Н. К. Пиксанова в серии «Академическая библиотека русских писателей» (издание Разряда изящной словесности Императорской Академии наук). За последующее столетие было осуществлено или продолжают осуществляться издание под эгидой Академии наук более двух десятков собраний сочинений русских классиков.

За это время установлены и отработаны в ходе практической деятельности базовые текстологические принципы, которым призваны удовлетворять издания академического типа; читателям предложен огромный массив научно подготовленных текстов, при подаче которых неукоснительным принципом было сохранение авторской воли в отношении данного текста и освобождение его от следов постороннего вмешательства. Отдавая должное высокому уровню подготовки академических изданий, нельзя не указать, однако, что ни одно из осуществленных изданий не свободно от более или менее существенных изъянов, порождённых в преобладающих случаях идеологическим и бюрократическим диктатом тех лет, когда выходили в свет многие академические полные собрания сочинений. Нагляднее всего эти изъяны обозначаются, если рассматривать данные издания в основном, базовом их аспекте — в аспекте полноты воспроизведения того, что вышло из-под пера публикуемого автора.

В большинстве своем академические собрания сочинений, многие из которых заявлены на титульных листах как «полные собрания сочинений», принципа полноты не выдерживают. В отдельных случаях неполнота изданий была обусловлена непреодолимыми на момент их подготовки объективными причинами — невыявленностью или недоступностью для издания тех или иных текстов. Так, в преамбуле к академическому 30-томному Собранию сочинений Герцена, начатому в 1954 году, оговаривалось, что предпринимаемое издание «не может ещё претендовать на исчерпывающую полноту. Значительная часть документального наследия писателя продолжает оставаться в различных зарубежных архивных фондах и частных собраниях и до сих пор не поддается точному учёту <…> затеряны некоторые материалы, находившиеся в архивах частных лиц в России». За десятилетия, прошедшие после завершения издания Герцена, ситуация изменилась, открылись для публикации неизвестные ранее документы, что дало возможность, в частности, дополнить 30-томное собрание сочинений двухтомником в серии «Лит. наследство» «Герцен и Запад». Аналогичная ситуация — с полным собранием сочинений и писем Тургенева. В 1960—68 годах письма Тургенева в составе этого издания составили 13 томов (15 книг); второе издание писем, начатое в 1982 году, уделило письмам уже 18 томов — благодаря, в основном, тому, что стали доступными и были опубликованы письма Тургенева, хранящиеся в зарубежных архивах и частных собраниях (в основном письма к Полине Виардо и членам её семьи, опубликованные во Франции отдельными изданиями в 1972 и 1974 годах.); кроме того, первое академическое издание писем Тургенева послужило мощным стимулом для изыскания ранее не выявленных и не учтённых автографов писателя, и эти изыскания принесли свои плоды. Сравнительно недавно была обнаружена и приобретена для публикации в России авторская рукопись романа «Отцы и дети», учесть которую не удалось при подготовке как первого, так и второго академического издания Тургенева. Ныне на основе этой рукописи выпущено в свет издание «Отцов и детей» в академической серии «Литературные памятники».

Это — примеры того, как определённые объективные причины обуславливают вынужденную неполноту изданий. Но, к сожалению, более частыми в практике минувших десятилетий оказываются другие прецеденты — неполнота и научная облегчённость и небезупречность изданий, диктовавшаяся властными инстанциями, предписывавшими научному коллективу свои директивные ограничения. Если касаться того же издания ПСС Тургенева, то в первое его издание, осуществленное в 1960-е годы, не вошли тексты для музыкальных произведений — его либретто комических опер, сценарии и водевиль: второстепенная, разумеется, но, тем не менее, неотъемлемая часть творческого наследия писателя. Эти тексты, однако, включены в том 12 второго издания ПСС Тургенева, изданный в 1986 году. Также волевым начальственным решением из тома 4 ПСС Тургенева (1969) были изъяты черновые редакции рассказов и очерков, составивших «Записки охотника», одно из высочайших достижений русской классической литературы XIX века. Впервые эти черновые рукописи были воспроизведены в издании «Записок охотника» в серии «Лит. памятники» в 1991 году — около 300 страниц печатного текста, оказавшегося за пределами издания, на титульном листе которого значится: «Полное собрание сочинений».

Воинствующая некомпетентность начальствующей бюрократии сказалась на судьбе академического издания Пушкина, осуществленного в 16 томах в 1937—1949 годах. Опять же, оно не является полным: анонсированные в томе 1-м пушкинские «Записки официального назначения. Выписки и записи разного содержания» не были изданы; лишь вышедшая ранее, в 1935 году, книга «Рукою Пушкина» частично воспроизводит эти тексты и тем самым отчасти восполняет пробел. Но самое главное: директивным решением из издания был исключен историко-литературный и реальный комментарий, вместо которого давалась лишь краткая текстологическая справка о каждом произведении. Тем самым произведения Пушкина преподносились читателю вне культурного, исторического, биографического контекста, результаты кропотливых трудов, достигнутые несколькими поколениями пушкинистов, оказались невостребованными в издании, которое призвано было на долгие годы вперед служить эталоном и основой для массовых изданий.

Академический Лермонтов (6 тт.; 1954—57) оказался неполным из-за фарисейских псевдо-моральных установок советского времени: в него не включены фривольные «юнкерские» поэмы «Гошпиталь», «Петергофский праздник» и «Уланша». Академический Гоголь (14 тт.; 1937-52) — тоже неполный, но уже по причине господствовавшего «воинствующего атеизма»: последнее произведение Гоголя, его «заветное сочинение», над которым он трудился на протяжении ряда лет, «Размышления о божественной литургии», в нём отсутствует. Академический Достоевский готовился уже в более толерантных условиях — но и он оказался неполным: необъяснимым образом среди произведений писателя, созданных в 1840-е годы, отсутствует выполненный им перевод романа Бальзака «Евгения Гранде» (проектом второго издания ПСС Достоевского, осуществляемого в Пушкинском Доме, предусмотрена публикация этого перевода). Пострадал и «академический» Чехов: в письмах писателя сделан целый ряд купюр иногда пространных и ярких, содержательных фрагментов. Когда-то Чехов отозвался о цензурных изъятиях, сделанных при публикации в 1893 году его рассказа «Володя большой и Володя маленький»: «Целомудрие чисто детское, а трусость изумительная». Это изречение вполне применимо и по отношению к тем ханжеским купюрам, которые были сделаны в текстах чеховских писем (в том числе и в тех письмах, которые печатались ранее в полном объёме — в первом шеститомном издании писем Чехова, осуществлённом в 1912—16 гг.). В статье А. П. Чудакова «”Неприличные слова” и облик классика» (Лит. обозрение, 1991, № 11) восстановлена часть купюр, сделанных в ПСС Чехова, но в перепечатываемом ныне стереотипном втором издании ПСС этим исправлениям не суждено отразиться.

Восстановление текстов автора в полном объёме — одна из насущных задач, которые стоят при возможном переиздании ранее осуществленных академических собраний сочинений, в целом соответствующих эдиционным требованиям, предъявляемым к профессионально подготовленным изданиям, но не свободным от отдельных погрешностей и недочётов. Примером такого, исправленного и дополненного издания может служить предпринятое в Пушкинском Доме второе издание полного собрания сочинений Достоевского, в котором, помимо исправления погрешностей, допущенных при воспроизведении черновых текстов писателя в первом издании, и обогащения комментариев результатами новейших исследовательских разысканий, предполагается устранение из академического аппарата оценочных характеристик, вызванных конъюнктурными идеологическими требованиями советской эпохи, и более чёткая и объективная обрисовка тех аспектов религиозно-философского мировоззрения и общественно-политических взглядов писателя, которые в 1970-е — 80-е гг., когда выходило в свет первое издание ПСС, замалчивались, ретушировались или искажались.

Как видим, неполнотой страдает большинство осуществлённых академических полных собраний сочинений. Но ещё б?льшим недостатком является включение в подобные издания текстов, данному автору не принадлежащих. Это уже — очевидное искажение писательской индивидуальности. Одна из рецензий на академическое издание Чаадаева носила ядовитое заглавие «Более чем полное собрание сочинений». В это издание — правда, в раздел «Dubia» — включена повесть в стихах «Рыбаки», выпущенная в свет отдельной книжкой в Москве в 1828 году с указанием на титульном листе: «Сочинение П… Ч…ва». В числе аргументов, приводимых публикатором В. В. Саповым, — совпадение инициалов с чаадаевскими, отсутствие в Москве в 1828 года другого литератора, которому могли бы принадлежать эти инициалы, а также содержание поэмы, которое «нисколько не противоречит духовному облику Чаадаева». Между тем, достаточно открыть общедоступный «Словарь псевдонимов» Масанова, чтобы убедиться в том, что автор «Рыбаков» — поэт 1820-х гг. П. Чижов; как произведение Чижова «Рыбаки» упоминаются в классической книге В. М. Жирмунского «Байрон и Пушкин». Аналогичным образом более чем полным стало осуществляемое ныне академическое издание писем М. Горького. В 1941 оду в Трудах Самаркандского гос. пед. института была напечатана брошюра, содержавшая 23 письма Горького к В. И. Анучину, литератору и этнографу-сибиреведу. Как убедительно доказала Л. В. Азадовская в статье «История одной фальсификации», опубликованной в «Новом мире» в 1965 году (№ 3), лишь 6 писем в этой подборке принадлежат Горькому, а остальные 17 — плод фальсификаторской деятельности Анучина: «громадное количество неточностей, несуразностей, несовпадений делает их не просто сомнительными, но абсолютно недостоверными». Тем не менее, редколлегия ПСС Горького, не считаясь с совершенно неоспоримыми аргументами, включила в состав издания все поддельные письма к Анучину, сочтя их за подлинно горьковские (как сообщается в преамбуле к тому 4-му писем).

Новый большой комплекс проблем, возникающих при подготовке академических изданий, связан с ситуацией, сложившейся в постсоветское время, когда границы понятия «русская классическая литература» значительное расширились, включив в себя множество писателей ХХ столетия, в том числе тех, которые ранее оставались в небрежении.

Отмена идеологических и цензурных ограничений в «перестроечные» годы и в постсоветское время разделила историю изучения и освоения творчества русских писателей первой трети ХХ века на два этапа, резко контрастирующих между собой. В советскую эпоху были признаны и публиковались (с определенным отбором) главным образом лишь те писатели предреволюционных десятилетий, которые следовали реалистическим традициям. Писатели модернистской ориентации, и прежде всего символисты, в большинстве своём оставались вне поля зрения читателей и исследователей. Представление о символизме можно было составить главным образом по произведениям А. Блока и В. Брюсова, другие символисты переиздавались редко и скупо, преподносились строго избирательно, некоторые же, особенно неприемлемые из-за их политической позиции в отношении большевистского режима, вообще фактически устранялись из истории литературы или интерпретировались заведомо искаженным образом (Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус). В целом же огромное литературное пространство представало как terra incognita, и трудно сказать, участь каких обитателей этого пространства оказывалась более плачевной — тех, кто подвергался хуле или забвению, или тех, кто представал в неподлинном виде благодаря искажающей идеологической оптике.

За последние 20 лет картина радикально изменилась. Ныне каждый крупный писатель начала ХХ века представлен десятками (иногда — многими десятками) новейших изданий. Количественные показатели, однако, в данном случае решительно не согласуются с требованиями высокого качества. Задачам серьёзного и глубокого освоения определенного историко-культурного ареала многие издания последних лет ни в малой мере не соответствуют, да и не претендуют на их исполнение.

В большинстве случаев инициаторами изданий писателей рубежа первой трети XX века оказываются руководители издательств, которые предпочитают иметь дело с теми составителями, которые готовы обеспечить им быстрый выход продукции на книжный рынок и наименьшее количество проблем в ходе редакционной подготовки книг. Знающий и ответственный специалист при таких исходных условиях — лицо нежелательное, и книгоиздатель, руководствующийся обозначенными установками, предпочитает от его участия воздержаться.

Ненадежность текстов — самая уязвимая черта многих современных изданий писателей начала ХХ века, в том числе и тех, которые традиционно обладают вполне высокой репутацией. Так, в ходе подготовки нового, комментированного и текстологически выверенного издания стихотворений Бунина для серии «Новая Библиотека поэта», выяснилось, что ни одно из ранее осуществлённых изданий стихотворений, в том числе в составе 9-томного собрания сочинений 1965—1967 гг., традиционно служащего эталоном для последующих изданий, не может быть признано авторитетным источником текста. Составители посмертных изданий Бунина не руководствовались какими-либо определёнными текстологическими принципами: одни стихотворения публиковались в первопечатных редакциях, другие — в редакции собрания сочинений 1910-х гг., третьи — в редакции позднейшего, эмигрантского собрания сочинений; более того — порой допускали контаминацию различных по времени редакций одного и того же текста, т. е. предлагали по сути свою, а не авторскую версию текста; полный сумбур наблюдался в редакторских датировках стихотворений, и т. д. Между тем при подготовке новейшего, внешне респектабельного (и весьма дорогого) Полного собрания сочинений Бунина в 13 томах, предпринятого в наши дни, никакой новой аналитической текстологической работы не было проведено, за основу было в очередной раз взято 9-томное собрание сочинений. Сохранены в новом издании и прежние ошибки в атрибуции текстов. Оригинальное стихотворение Бунина «Почто, о Боже, столько лет…», посвященное Х.Н. Бялику и впервые опубликованное в юбилейном номере «Еврейской Жизни», выпущенном в 1916 году к 25-летию литературной деятельности Бялика, в 9-томном собрании сочинений Бунина без всяких оснований помещено в разделе переводов — как перевод из Бялика (Т. 8. М., 1967. С. 397-398); та же ошибка повторена сорок лет спустя и в 7-м томе новейшего Полного собрания сочинений (С. 380). Механическое повторение прежних неверных решений и откровенных ошибок — наглядное подтверждение того, что необходимая исследовательская работа, которую следовало проводить, берясь за столь ответственный и амбициозный проект, как «Полное собрание сочинений», в действительности не осуществлялась.

Примеры подобного рода можно приводить без конца, благо книг по ведомству так называемого «серебряного века» издано за последние два десятилетия несметное количество, и среди них очевидным образом преобладают «потоки халтуры» (формулировка О. Мандельштама, дававшего в 1929 году общую оценку выбрасываемой на книжный рынок иностранной беллетристики в русских переводах, вполне применима, на наш взгляд, в рассматриваемых обстоятельствах). Разумеется, Академия наук способна противопоставить этим «потокам халтуры» собственную практику — подготовку академических полных собраний сочинений и отдельных изданий в серии «Литературные памятники». Эти издания, при всех возможных и уже выявленных недочётах, в целом демонстрируют самый высокий уровень текстологической подготовки, историко-литературного и реального комментария, и разумеется, предпочтительнее всего, руководствуясь программой издания творческого наследия классиков русской литературы ХХ века в максимально полном объёме, подготавливать академические собрания сочинений того же образца, как завершённые или завершаемые полные собрания сочинений классиков XIX века — Достоевского, Тургенева, Некрасова, Глеба Успенского, Чехова или издающиеся ныне собрания сочинений М. Горького, А. Блока, Л. Андреева и других авторов. Однако осуществление изданий подобного рода сопряжено со специфическими трудностями, вызванными необходимостью учёта и печатного воспроизведения или описания всего корпуса текстов, составляющих творческое наследие данного автора, включая все редакции и варианты, отличные от основного текста, а также всесторонний углубленный комментарий, содержащий реконструкцию истории текста, историко-литературную картину рецепции текста и по возможности полный комментарий к тексту, вскрывающий заключенные в нём неочевидные смыслы, культурные ассоциации и контекстуальные связи. Как правило, надлежащее исполнение этих задач требует привлечения значительных и продолжительных исследовательских усилий, а об их результатах и объёме проделанной работы можно судить хотя бы по внешним параметрам: так, в полном собрании сочинений Блока соотношение основного текста произведений с сопровождающими его разделом «Другие редакции и варианты» и комментариями соответственно — в томе 2-м (Стихотворения, кн. 2): 220 стр. и 670 стр.; в томе 3-м (Стихотворения, кн. 3): 200 стр. и 780 стр.

Не удивительно, что подготовка академических полных собраний сочинений порой растягивается на десятилетия, в том числе и при вполне благоприятных внешних условиях. Полное собрание сочинений М. Горького было начато изданием в эпоху пресловутой советской стабильности — в 1968 году (а подготовкой — гораздо раньше), конца же этому предприятию и сейчас не видно: завершена лишь первая серия — Художественные произведения в 25 томах с Вариантами в 8 томах, ныне идёт работа над серией писем в 24 томах (издание перевалило во вторую половину, вышло в свет 14 томов), третья серия (Критика и публицистика) все ещё только ожидается — а уже близится полвека со времени начала работы. На завершение издания А. Блока, судя по всему, также не приходится надеяться в ближайшие годы. В сравнительно сжатые сроки (с 1995 по 2002 год) осуществлено лишь академическое полное собрание сочинений С. Есенина, но тому сопутствовал целый ряд благоприятных в данном случае обстоятельств: относительно небольшой корпус авторских текстов; столь же относительно небольшое количество сохранившихся черновых автографов, подлежавших описанию или воспроизведению, и авторских текстовых вариантов; достаточно богатая традиция издания и комментирования творческого наследия автора в более или менее полном объёме; наконец, слаженный и высокопрофессиональный коллектив специалистов, трудившихся над изданием.

Последнее обстоятельство, решающее в деле быстрого по привычным «академическим» меркам завершения издания Есенина, представляется немаловажным и при планировании других аналогичных начинаний. Ибо подготовка изданий, повсеместно соответствующих самым высоким «академическим» критериям, требует не только продолжительного времени, но и главным образом привлечения большого числа высококвалифицированных исследователей, способных решать сложные текстологические и комментаторские задачи. На сегодняшний день именно нехватка таких специалистов является главным препятствием на пути к широкомасштабному осуществлению «академических» полных собраний сочинений целого ряда классиков русской литературы, заслуживающих подобных изданий. Планомерного воспроизводства специалистов-филологов, способных осуществлять необходимую в данном случае работу, фактически не происходит: в большинстве своем университеты уделяют внимание чему угодно, только не так называемым «вспомогательным филологическим дисциплинам», которые на самом деле являются базовыми: источниковедению, текстологии, библиографии; а без свободного владения этим профессиональным арсеналом трудиться над «академическими» изданиями невозможно.

Таким образом, на сегодняшний день мы имеем на одном полюсе — легко прогнозируемый, но трудно осуществимый «академический» идеал, на другом — то, что дано нам реально в изобилии: широкий ассортимент изданий, среди которых лишь в единичных случаях попадаются книги, тщательно и ответственно подготовленные, но, как правило, не претендующие на необходимую полноту освоения творческого наследия данного писателя; обычно же приходится сталкиваться либо с многочисленными сборниками «избранных сочинений», составленными бессистемно, по прихоти облечённого издательским доверием лица, нередко вопреки логическим критериям отбора, либо с заведомо ненадёжными собраниями сочинений, составители которых откровенно паразитируют на ранее осуществлённых изданиях, также по большей части небезупречных.

В обстоятельствах сегодняшнего дня наиболее оптимальной и вполне осуществимой при рациональном подходе к делу видится установка на издание собраний сочинений, представляющих творчество писателя во всем его доступном объёме, но без претензии на исчерпывающую, «академическую» полноту воспроизведения всех авторских версий текста и на столь же исчерпывающее, многоаспектное его комментирование. Применительно к русским писателям XIX века мы имеем немало примеров высокопрофессиональных изданий подобного типа, из которых наиболее удачным, пожалуй, можно назвать Собрание сочинений Салтыкова-Щедрина в 20 томах, выпущенное в свет издательством «Художественная литература» в 1960—1970-е годы, в основном благодаря профессиональному опыту и организаторским усилиям С. А. Макашина. По сути своей это — полное собрание всего, написанного Щедриным, включая анонимные публикации, надёжно атрибутированные исследовательским путём, а также все выявленные его письма; издание, воспроизводящее наиболее значимые фрагменты, не вошедшие в основной текст, и сопровождаемое весьма основательным аналитическим комментарием, подготовленным крупными историками русской литературы второй половины XIX века и специалистами по творчеству Щедрина. Cходный пример применительно к истории русской литературы ХХ века — осуществленное уже в первые годы XXI века Полное собрание сочинений Бориса Пастернака в 11 томах, в основном самоотверженными усилиями Е. Б. Пастернака и Е. В. Пастернак; опирающееся на опыт ранее изданных 5-томного собрания сочинений, книг в «Библиотеке поэта», нескольких томов писем, это Полное собрание сочинений, воспроизводящее варианты текста и снабжённое развёрнутым комментарием, на сегодняшний день может служить надёжной основой для филологов-профессионалов и полностью удовлетворяет потребностям культурно ориентированного читателя.

Издания, по своим задачам и уровню подготовки соотносимые с указанным Полным собранием сочинений Пастернака, — условно говоря, издания «малого академического» типа — предприняты в последние годы и в Пушкинском Доме. Собрание сочинений А. М. Ремизова в 10 томах в завершённой своей части являет образец издания подобного рода, однако оно осуществлено лишь на две трети. Запланированные дополнительные 5 томов, после того как издательство «Русская книга» не продлило договорных отношений, выпустив в свет 10 томов, ожидают благоприятных для себя обстоятельств. Ныне осуществляется также собрание сочинений М. Волошина (в 2003—2010 годах вышло в свет 8 томов в 10 книгах), это издание предлагает читателю творческое наследие поэта и критика в максимально полном объёме, включая многочисленные очерки, статьи и рецензии, рассеянные по газетам и журналам, впервые воспроизводит по архивным источникам разнообразные тексты Волошина, в том числе наброски незавершённых произведений, планы и предварительные заметки, но не претендует на полноту охвата и описания всех предварительных, черновых редакций завершённых произведений. Среди изданий Института мировой литературы к тому же типу относится собрание сочинений В. Хлебникова в 6 томах (7 книгах), не заявленное как «полное», но по своим исходным установкам претендующее на максимальную полноту воспроизведения творческого наследия поэта.

Думается, что ориентация на выпуск в свет подобных собраний сочинений, условно обозначая — «малого академического» типа, наряду с продолжением работы над полноценно и традиционно «академическими» полными собраниями сочинений, которые уже запущены в производство и требуют завершения, будучи принята как руководство к действию, способна обеспечить читателей и исследователей в обозримые сроки более или менее надёжным сводом творческого наследия крупнейших писателей, наиболее полно и ярко воплотивших свою литературную эпоху. В том, что это — насущно необходимая задача, можно убедиться, рассмотрев вкратце положение дел хотя бы с изданием нескольких, из ряда наиболее значительных, писателей предреволюционной и революционной эпохи.

В. Г. Короленко. Крупнейший писатель своего времени, чей моральный авторитет был соотносим с авторитетом Л. Н. Толстого. Сразу после его смерти в Харькове и Полтаве было начато и продолжалось до 1929 года издание Полного собрания сочинений; из 50-ти с лишним запланированных томов вышло в свет меньше половины — 19; после этого было осуществлено в 1932—1936 гг. издание избранных писем в трёх томах. Следующее, и наиболее полное из завершённых изданий на сегодняшний день, Собрание сочинений в 10 томах, осуществленное в 1953—56 годах, даже на относительную полноту не претендовало. Более или менее репрезентативно представлена в нём художественная проза писателя, одно из основных направлений его деятельности — публицистика — фрагментарно, из огромного эпистолярного массива дана выборка, уместившаяся в одном томе. Разумеется, очерки, статьи и письма Короленко пореволюционного времени, содержавшие резкую критику большевистского режима, остались за пределами издания.

Валерий Брюсов. Признанный мэтр русского символизма, писатель, оставивший огромное и многообразное творческое наследие, значительная часть которого — не публиковавшиеся при жизни и незавершенные произведения. Выпущенное в свет в середине 1970-х годов собрание сочинений в 7 томах (редуцированный вариант первоначального проекта, рассчитанного на 12 томов) предлагает читателю лишь малую часть созданного автором. Даже поэтическое книги Брюсова воспроизведены в этом издании не целиком (устранено множество «эротических» стихотворений, а также те, в которых обнаруживались нежелательные политические аллюзии) и не все (отсутствуют «Стихи Нелли»); из стихотворений, в книги не вошедших, включена малая часть; вообще не представлены целые жанры, в которых работал писатель (новеллистика, драматургия, публицистика, поэтический перевод). Частично пробелы и недостатки этого собрания сочинений компенсированы позднейшими брюсовскими изданиями — такими, например, как «Среди стихов. Манифесты. Статьи. Рецензии» (М., 1990), подготовленное Н. А. Богомоловым и Н. В. Котрелевым, или «Зарубежная поэзия в переводах Валерия Брюсова» (М., 1994), подготовленное С. И. Гиндиным, — однако осуществление многотомного и максимально репрезентативного издания, на основе фронтальной проработки богатейшего брюсовского архива, остаётся, в плане исследовательского освоения символистской культуры, одной из самых насущных и актуальных задач.

Андрей Белый. 6 томов, вышедших в издательстве «Республика» в 1994—2000 года под общей редакцией В. М. Пискунова, и ещё один, допечатанный в 2010 году, в типологизированном оформлении с обозначением «Собрание сочинений», — это, конечно, всего лишь пространная подборка «Избранных сочинений». В томе стихотворений и поэм только одна из поэтических книг Белого, «Пепел», помещена в полном объёме; остальные — с изъятиями, в большинстве случаев повторяющими те, которые были проделаны в 1966 году составителями тома Белого в «Библиотеке поэта». Целые пласты творчества Белого изданием не отражены: романы «Москва» и «Маски», книги его статей, «симфонии», путевые очерки, мемуарная трилогия, штудии о литературе, не говоря уже о несобранных произведениях, рассеянных по газетам, журналам и альманахам и существующих только в первых публикациях. В начале 1990-х гг. нами был разработан план издания собрания сочинений Андрея Белого в 20 томах, которое должно было соответствовать «малым академическим» критериям (публикация писем этим планом не предполагалась); за подготовку задуманного собрания сочинений собиралось взяться петербургское издательство «Северо-Запад», но — нет уже ни этого издательства, ни собрания сочинений.

Аналогичным образом обстоит дело с изданием других крупнейших писателей символистской эпохи — К. Д. Бальмонта, Д. С. Мережковского, З. Н. Гиппиус, Фёдора Сологуба, Вячеслава Иванова, И. Ф. Анненского, М. А. Кузмина. Работы по подготовке удовлетворяющих научным требованиям изданий классиков русской литературы ХХ века — непочатый край. При осуществлении подобных изданий следует стремиться не только к максимально возможной полноте их состава — это принцип безусловный и самоочевидный, — но и к соблюдению некоторых эдиционных установок, пренебрежение которыми является, на наш взгляд, уязвимой чертой ряда уже осуществленных изданий.

В этой связи наиболее существенное замечание вызвано выходом в свет собраний сочинений крупнейших поэтов постсимволистской эпохи, в которых предпринята попытка расположить их произведения в соответствии с жанрово-хронологическим принципом — А. Ахматовой (Т. 1–8. М., издательство «Эллис Лак», 1998—2005), Н. Гумилева (Т. 1–10. Начато изданием в издательстве «Воскресенье» в 1998 году, издание продолжается), М. Цветаевой (Т. 1–7. М., издательство «Эллис Лак», 1994—1995). В собраниях сочинений этих авторов их поэтические книги демонтированы, а стихотворения расположены по хронологии — вперемежку стихотворения, входившие в авторские книги и не входившие, законченные тексты и черновые наброски. В подобных случаях, как представляется, необходимо считаться с тем обстоятельством, что в поэтической культуре начала ХХ века именно книга стихотворений — главная категория; это — не случайная контаминация самостоятельных произведений, а сформированное автором единство, претендующее, как правило, на художественную цельность и внутреннюю организованность. Переиздание поэтических книг в составе собрания сочинений иногда вызывает дополнительные сложности: существуют, например, три редакции «Романтических цветов» Гумилева (1908, 1910, 1918) и две редакции его «Жемчугов» (1910 и 1918), — однако возникновение подобных сложных текстологических ситуаций, побуждающих к определенному выбору, всё же поддается разрешению в эдиционной практике, ликвидация же таких, безусловно опознаваемых даже не самым пристальным взглядом авторских художественных единств, как названные книги Гумилева или «Четки» и «Белая стая» Ахматовой, представляется совершенно неправомерной. (Любопытно, что издательство «Эллис Лак», выпустившее в свет упомянутые собрания сочинений Ахматовой и Цветаевой, всё же в этом отношении сумело принять паллиативное решение: в собрании сочинений Ахматовой появился 4-й том, содержащий её книги стихов, аналогичное собрание «книг стихов» Цветаевой было издано отдельным томом в 2004 году, уже годы спустя после завершения упомянутого собрания её сочинений в 7 томах; однако неоднократное воспроизведение одних и тех же текстов в разных композициях в составе одного издания — едва ли самое удачное решение).

При этом издание, выстроенное в согласии с хронологическим принципом, позволяющим поэтапно проследить творческую эволюцию автора, вполне приемлемо и даже желательно, но только в том случае, если имеется возможность восстановить хронологию со всей необходимой точностью благодаря авторским датировкам или исследовательским путём. Так, в Пушкинском Доме сейчас предпринята подготовка Полного собрания стихотворений Ф. Сологуба; избран был как наиболее аутентичный в данном случае хронологический принцип, поскольку автор печатал одни и те же свои стихотворения в различных композициях — в составе первых изданий авторских сборников, в собрании сочинений, в книгах, составленных после выхода в свет собрания сочинений, и в этом отношении затруднительно было найти бесспорную, окончательную форму организации стихотворных текстов; с другой стороны, все стихотворные произведения Сологуба имеют точные авторские датировки, и наличие их само собою диктовало, какой композиционный принцип следует в данном случае избрать. Осуществляется сейчас и Полное собрание стихотворений Блока, базирующееся на стихотворных томах «академического» издания, но, в отличие от него, выстроенное по хронологическому принципу: опять же, потому, что в подавляющем большинстве своем стихотворения Блока имеют точную авторскую датировку. Иное дело — в случаях с Гумилевым, Ахматовой и Цветаевой, датировавшими свои стихотворения зачастую неточно или вообще не сообщавшими хронологических сведений. Попытка выстроить их стихотворения в общий хронологический ряд заведомо ущербна и гадательна — даже в тех случаях, когда имеющаяся датировка не может быть подвергнута сомнению. Например, в томе 1 Собрания сочинений Цветаевой октябрем 1919 года помечены 11 стихотворений; на основании каких данных они помещены именно в предложенной последовательности, одно следом за другим? — вопрос, остающийся без ответа. Между двумя стихотворениями, датированными ноябрем 1919 года, напечатано стихотворение с редакторской датировкой: 1919 год без обозначения месяца; почему ему определено именно это место в хронологическом ряду? — опять же вопрос без ответа. Хронология в подобных случаях оборачивается псевдохронологией.

Еще один вопрос общего характера — соблюдение принципа последней авторской воли. Являющийся одним из самых непреложных текстологических установлений, он, однако, может быть скорректирован применительно к ситуациям, которые возникают при сопоставлении редакций текстов, опубликованных в дореволюционные годы или в первые 10–15 лет советской власти, с теми редакциями, в которых они печатались в эпоху торжества «социалистического реализма». Безотносительно к тому, были ли исправленные редакции, по формальным признакам отражающие последнюю авторскую волю, плодом постороннего вмешательства, автоцензуры или даже следствием авторского искреннего «перерождения убеждений», их следует рассматривать в контексте той литературно-общественной жизни и того исторического момента, какие запечатлелись в их исправленном и обновлёном виде. Если же руководствоваться стремлением воспроизвести творческий облик писателя, каким он определялся, когда писатель осознавал себя суверенной творческой личностью и ещё не был готов «наступать на горло собственной песне», то следует предпочесть при подготовке новых изданий те редакции текстов, которые предшествовали так называемым «окончательным». Эта проблема требует своего решения в случаях формирования новых изданий таких писателей, определивших свой авторский облик в дореволюционные годы, как С. Н. Сергеев-Ценский, М. М. Пришвин, И. А. Новиков; она же неизбежно возникает применительно к писателям, вошедшим в литературу в 1920-е годы, — Вс. Иванову, И. Сельвинскому, М. Козакову, Н. Никитину, многим другим.

Таковы лишь немногие из самых общих вопросов, рождающихся при рассмотрении перспектив новых академических изданий классического литературного наследия. Но все эти вопросы поддаются полному или частичному разрешению лишь при одном непременном прагматичном условии — подготовке нового поколения профессиональных филологов, историков литературы, обладающих навыками текстологической, источниковедческой и комментаторской работы. Катастрофическая нехватка таких специалистов — главное препятствие на пути осуществления важнейшей культурной программы — научного издания творческого наследия писателей, знаменующих вершинные достижения отечественной словесности. Пресловутый лозунг «Кадры решают всё» в затронутой ситуации сегодня значим как никогда.