Действительный член Российской академии наук Александр Иванович ХАНЧУК

Один из старейших академических институтов Владивостока, Дальневосточный геологический (ДВГИ ДВО РАН) два года назад отпраздновал 50-летие со дня своего образования. 18 последних лет коллективом руководит академик Александр Иванович Ханчук. Этой осенью ему исполнилось 60, поздравить академика Ханчука во Владивосток съехались ведущие учёные страны и зарубежные коллеги.

Биографическая справка:

Ханчук Александр Иванович. Доктор геолого-минералогических наук, действительный член (академик) Российской академии наук, директор Дальневосточного геологического института ДВО РАН. Первый заместитель председателя Дальневосточного отделения РАН, член Президиума Российской академии наук. Специалист в области фундаментальных и прикладных проблем геологии и металлогении тихоокеанских окраин.

С 1989 г. являлся руководителем международных проектов по составлению Карты полезных ископаемых и металлогенических поясов Дальнего Востока России, Аляски и Канадских Кордильер и Карты тектоно-стратиграфических террейнов Северной Циркум-Пацифики, а также международного проекта «Металлогения и тектоника Северо-Восточной Азии», в котором участвовали исследователи из России, США, Японии, Китая, Республики Корея и Монголии.
В 2004-2009 гг. А.И. Ханчук избирался Президентом Международной ассоциации по изучению генезиса рудных месторождений (IAGOD).
Академик Ханчук – организатор и первый декан геологического факультета Дальневосточного государственного университета, возглавлял кафедру рационального природопользования Дальневосточного государственного технического университета.
Руководит специализированным советом ДВГИ ДВО РАН по защитам кандидатских и докторских диссертаций. Главный редактор журнала «Тихоокеанская геология», член редакционных коллегий журналов «Петрология», «Mineralogical Society of Japan», «Island Arc» и «Геология рудных месторождений».
Список научных трудов академика А.И. Ханчука включает более 300 публикаций, в том числе 14 монографий.

Дальневосточный геологический институт А.И. Ханчук возглавил в нелёгкие 90-е, три года исполнял обязанности, а в 1996-ом был избран полноправным директором, пишет в «Вестнике ДВО РАН» Александр КАЛИНИН. Времена были суровые, после успешного развала великой державы деструктивные силы готовы были сокрушить всё и вся. Страна переживала тяжёлые времена, а Академия наук, изначально создававшаяся на выборных началах, оказалась для создателей новой демократической России лишней: резко сократилось финансирование, учёные вынуждены были элементарно искать заработка для пропитания… Александр Иванович так вспоминает те нерадостные дни:

— Многие наши сотрудники как-то устраивали свою судьбу в меняющейся обстановке. Я после защиты докторской приехал в институт, застал там разброд и шатание. В частности, например, заместитель директора по общим вопросам сдавал помещения в аренду и деньги брал себе, а не в общую кассу. У нас институт активный, образовалась группа, пошли к председателю Отделения. Ну и, чтобы страсти улеглись, решено было назначить меня, молодого доктора наук, исполняющим обязанности директора.

Как исполняющий обязанности директора в то чрезвычайно сложное время я делал некоторые такие поступки, которые совершенно невозможно представить в нынешних условиях. К примеру, арендаторы наши, придумана была сложная система, деньги отдавали нашему профкому, под мою ответственность. А тогда, помните, деньги какие были? Передавали большими коробками. Вот эти деньги профком распределял среди сотрудников. А ещё я смеялся и говорил, что у меня две главные проблемы в институте: организация сбора картофеля и ловли сельди, когда начнётся сезон. И это главные проблемы, а то, что касается научных результатов, это, мол, уже более лёгкие дела. Так что прикладывали все силы, чтобы сохранить коллектив, как-то помочь каждому. Кроме того, я разрешал дополнительные приработки в городе, и даже сам устраивал некоторых сотрудников. Всеми силами стремился, чтобы коллектив выжил. И надежду на то, что всё переживем, не теряли.
Кстати, у кого-то из коллег в бизнесе неплохо получалось. И у меня, уже в конце 80-х, была попытка коммерческой деятельности. В науке ведь тоже – переход к рынку и всё такое прочее. Мы создали консалтинговую фирму. И был такой момент, когда один из моих компаньонов говорит: есть возможность взять в банке большой кредит для покупки акций горнорудного предприятия. Я ему: но мы же не сможем вернуть кредит. А он (к слову, он на 10 лет моложе меня, то есть мне около 40, а ему 30): а мы и не будем возвращать. Не помню, как завершился наш разговор, но я понял, что не смогу, психологически не смогу. То есть я понимал, что можно брать кредиты и не возвращать, но такая схема не для меня.
Потом, эта деятельность сильно отвлекала от занятий наукой. И надо было решаться: или уходить в коммерческую область, там определенные перспективы тоже существовали, или… Перевесило понимание, что это не мое. И я вернулся в науку, стал готовить докторскую диссертацию. Это был переломный момент в моей судьбе.
Работа над диссертацией — это такой труд… Засиживался в лаборатории до последней электрички (тогда электрички ходили до полуночи). А подготовил работу – там предзащита, защита… Я уже был заместителем директора по науке, отпуск взял только на заключительной фазе, защищался в нашем головном Геологическом институте в Москве, чем в общем-то горжусь. Это было важно для меня — ты из провинции и защищаешь свою работу в ГИНе, в наиболее компетентном и престижном совете. Защитился в начале 93-го. Работа над диссертацией так или иначе отвлекала от того, что делалось в институте.

Директор Дальневосточного геологического по возрасту чуть старше своего института. Но и научное учреждение и его руководитель более чем авторитетны в научном сообществе. И они взаимодополняемы. И заслужены в общем за сравнительно короткое время.

— По академическим меркам у меня был достаточно быстрый рост, – рассказывает Александр Иванович. – Специфику нашей науки такова, что для того чтобы завоевать научный авторитет, нужно много поработать в экспедициях, собрать материал, обработать, сделать публикации. Мне, кроме всего прочего, наверное, помогло то, что после первого курса университета я два года служил в советской армии, в железнодорожных войсках, в мостовом батальоне. Это фактически строительная часть. Сначала был геодезистом, потом занимался техническими и экономическими вопросами, а после армии почти год работал в строительном управлении в Белоруссии, у себя на родине – мастером, затем старшим инженером. Какой-то организаторский опыт, умение работать с финансовыми документами, понимание разных сторон хозяйственной деятельности — это отложилось на всю жизнь и очень помогало в дальнейшей административной работе. Потому что руководитель института, особенно в свете тех перемен, которые произошли в нашей стране, просто обязан знать многие аспекты хозяйственно-финансовой деятельности. А остальное, думаю, от родителей.

Они у меня простые люди. Родился я в Западной Белоруссии. Отец из состоятельной крестьянской семьи, дед погиб в 43-м году – подорвался на мине: немцы заставили жителей нашего городка пройти по дороге, которую заминировали партизаны. Отца призвали в армию в 1944-м, после освобождения нашей местности. Бабушка, со стороны отца, была умная женщина, вняла совету брата, который ещё в двадцатые годы через границу перешёл в Советскую Россию, воевал, полковник, – вот он и посоветовал бабушке от всего «лишнего» имущества отказаться сразу. Это, может, и спасло их от раскулачивания. Отец был замечательный человек, очень добрый, работал он в пожарной охране нашего небольшого городка. Мама – другой типаж, хотя бы потому, что росла без отца, почему я деда по её линии не знаю. Но в принципе я весь в маму и, значит, в неизвестного мне дедушку. Мама с бабушкой оказались в Западной Белоруссии. И мама, её год рождения двадцать седьмой, уже с подросткового возраста стала руководить домом, всей их жизнью. И она, и отец в польских школах учились. У мамы долго хранились грамоты за хорошую учебу. После войны она начала работать в финансовых организациях и долгое время была главным бухгалтером комбината бытового обслуживания в нашем городе Малорита. Как-то рассказывала мне случай из своей «бухгалтерской» жизни. Когда она в первые послевоенные годы работала финансовым инспектором и однажды возвращалась из какой-то деревни (а там шныряли бандеровцы, или бульбаши, как их ещё называли), она увидела двоих и спряталась в подвале сгоревшего дома. Они подошли и советуются: «Давай гранату бросим, она там могла спрятаться. – Нет, жалко гранат, а вдруг её там нет?» Они постояли какое-то время и ушли. Вот такая суровая была жизнь. Я был первым ребёнком, ещё у меня две сестры, но, поскольку мои родители много работали, в 1968 году появилась материальная возможность поехать учиться, и они могли мне помогать. Это была их мечта – чтобы дети получили высшее образование.

Я увлекался химией, наверно, поэтому и захотелось стать геохимиком. Тогда геохимию как специальность преподавали в трёх учебных заведениях – в Москве, Ленинграде и Львове. А тут как раз открылось железнодорожное сообщение Брест-Львов, и поезд проходил через нашу станцию: вечером садишься, а утром – во Львове. Был конкурс, конечно. Я набрал довольно высокий балл и поступил. И никогда не жалел, потому что геологический факультет Львовского университета – это замечательный факультет. Он входил в число трёх ведущих геологических факультетов советских вузов. Способствовал этому направленный сюда в 1945 году научный десант выдающейся советской профессуры. И вот, с одной стороны, австрийско-польская геологическая школа, с другой – советская. Они соединились в талантливый коллектив.

Заведующим кафедрой петрографии был Владимир Степанович Соболев, академик, человек, который предсказал открытие кимберлитовых трубок с алмазами в Сибири. Позже он переехал в Новосибирск. Когда были открыты якутские алмазы, он возглавил исследования этого минерала, была подготовлена и издана уникальная книга «Алмазы Якутии». За неё группа учёных получила Ленинскую премию. Фамилии авторов располагались в алфавитном порядке. Первый из них, Александр Павлович Бобруевич, заведовал кафедрой петрологии во Львове, когда я учился. Николай Порфирьевич Ермаков – создатель учения о включениях минералов. Он переехал из Львова в Московский университет и там развивал это направление. Это одна из областей в геологической науке, где мы и сейчас в какой-то мере сохраняем приоритет. Нас учили такие крупные учёные, очень известные в области изучения полезных ископаемых, как Козыренко и Горжевский. Владимир Николаевич Козыренко после Львова возглавлял За-рубежгеологию в Москве, и многие преподаватели Львовского университета получили возможность поработать за рубежом. Тогда была такая система: претендентов на загранкомандировки поселяли в каком-то санатории и год обучали языку, то есть, было полное погружение в язык в течение года, а потом, допустим, два-три года – работа в зарубежных странах. Больше половины наших преподавателей имели опыт такой работы и, естественно, о многих результатах исследований, проводившихся в мире, могли рассказать нам, студентам. Ту же теорию тектоники литосферных плит – я о ней узнал еще будучи студентом: один из преподавателей вернулся из Алжира и рассказывал. Почему из Алжира? Потому что в создании этой теории большую роль сыграли французские геофизики, а влияние Франции в той стране сохраняется, думаю, и сегодня. Своим увлечением наукой я обязан Альберту Алексеевичу Сиворонову, он мой учитель, тогда доцент, а ныне профессор Львовского университета.

Университетский курс А.И. Ханчук прошёл блестяще, закончив его с отличием. Правда, по времени учеба получилась более продолжительной, с перерывом на два года. Почему так случилось, рассказывает Александр Иванович…

— Уже много времени прошло, расскажу этот эпизод своей жизни. Меня тогда исключили из комсомола вместе с моим другом. Это были, по сути, внутренние разборки. Город Львов был на особом счету – там за молодёжью внимательно следили, и всякая самостоятельность, активность исключались. Однако система была достаточно гуманная: исключение из комсомола не отменяло возможность восстановления в университете. Это такая воспитательная мера. И мы почти два года служили, демобилизовались из армии в декабре и до начала следующего учебного года работали. На втором курсе меня беспрепятственно восстановили.
Должен сказать, что нам очень повезло с теми людьми, которые были командирами и партийными руководителями в нашей части, один из них был фронтовик. И я, и мой друг всегда добрым словом вспоминали их. Они предложили нам сначала вступить в комсомол, а потом в партию. Конечно, они знали о нас всё, но как бы закрыли глаза на это. С высоты прожитых лет, своего жизненного опыта они видели, что мы нормальные молодые люди. Они лучше нас понимали советскую действительность и дали нам шанс, чтобы дальше было меньше проблем. Хотя мне всё равно на факультете исключение припомнили. Поскольку у меня по всем предметам были пятерки, встал вопрос о назначении мне ленинской стипендии как отличнику — и я не прошёл, хотя был уже членом комсомольского бюро факультета.

Причем мне не просто не дали ленинскую стипендию, а позволили девушке, у которой были четвёрки, пересдать их, чтобы её документы отправить на утверждение. Эта история дала понять: к тебе всегда будут относиться с предубеждением. Кстати, это тоже сыграло свою роль в моём решении уехать сюда, на Дальний Восток. И я ничуть не жалею. А с институтом я познакомился в 75-м году, на преддипломной практике, тогда же побывал и на Камчатке.

Коллективу ДВГИ ДВО РАН во главе с А.И. Ханчуком удалось в годы хаоса и разрухи не только сохранить научный потенциал института, но и значительно его укрепить, развить и преумножить. Между тем, всё могло быть иначе. Как директор Ханчук в академических кругах не всех устраивал…

— Конечно, от директора зависит многое, – замечает академик Ханчук. – А директором мне позволила стать та достаточно демократическая система, при которой институт обладал правом вето при выборе своего руководителя. То есть меня выбрал коллектив. Хотя руководство Отделения было против, и первый раз, когда выборы проводились на общем собрании Отделения, мне не хватило одного голоса. И я ещё два года был исполняющим обязанности, это очень трудно, кто понимает. Полноправным директором стал в 96-м, 10 лет назад избран заместителем председателя Дальневосточного отделения РАН, а в 2008-м — первым заместителем.
А конкурент у меня был очень серьёзный и достойный. Я и сам тогда думал: он старше меня значительно, может, так и надо. Однако программа, которая выдвигалась той командой, меня абсолютно не устраивала. Я хорошо понимал, что в институте с таким направлением деятельности работать не буду. И если бы только я один. Я не видел, если бы развитие пошло по тому пути, перспектив для всего коллектива.
Та команда выдвигала, например, предложение сделать из ДВГИ институт золота. Что тут возразишь? Золото всегда нужно. Особенно в трудные времена. Мне было, однако, понятно: увлечься золотом – сиюминутная вещь, но мы не сможем конкурировать с компаниями, которые непременно придут, если всё это будет развиваться. Опирался я и на опыт, полученный благодаря многолетнему участию в международных проектах, в некоторых был руководителем. Я хорошо знал, как там, за рубежом, всё устроено вокруг добычи полезных ископаемых. А судьбу отечественных ведомственных институтов, специализированных, вы знаете: их в России практически не осталось. Мне было ясно: выживем, только если будем заниматься наукой –- фундаментальными исследованиями со значимыми результатами. И другое – нельзя суживать направления деятельности института, наоборот, надо расширять. Так, у нас появились новые направления, например, по изучению воды, по геоэкологии. В частности, мы первые, с помощью зарубежных грантов, провели тщательное тонкое изучение минеральных вод Приморья. И соответствующие публикации появились. Были и другие новые направления. Скажем, одно из них, близкое к практике, воплотилось в создании геммологической лаборатории. Она сертифицирована и остаётся, насколько я знаю, единственной такой лабораторией от Байкала до Приморья. Успешно работает в научном плане, её услугами пользуются и таможня, и правоохранительные органы, не говоря уже о рядовых гражданах. И когда одни направления имеют большую, другие меньшую актуальность, тогда есть возможность маневра. Главное же, что было ясно сразу, – это необходимость иметь современную аналитическую базу. Без нее говорить о каком-то удовлетворительном уровне исследований невозможно. Поэтому и здесь было сделано очень много. Сегодня наш институт в этом отношении не уступает лучшим институтам мира.

Академик Ханчук – признанный специалист в области геологии, петрологии и металлогении, его исследования внесли весомый вклад в решение проблем эволюции геологических процессов. А.И Ханчук вошёл в мировую геологическую науку серией фундаментальных работ по геологии, петрологии и минерагении Тихоокеанской окраины Восточной Азии. Но пригодился учёному и предпринимательский опыт 80-х. Несколько неожиданный выход он нашёл в области информационных технологий. Дальневосточное отделение стало пионером в Российской академии наук по их использованию, в ДВО разработана целевая программа, с 2006 года проводятся сессии в научных центрах Отделения.

— Да, программа эта, думаю, очень неплохая получилась, учитывая специфику нашего Отделения и территориальную разбросанность учреждений, – говорит академик Ханчук. – Я выступил здесь как менеджер, после того как долгие годы этой программой руководили специалисты. В ней задействовано много хороших специалистов, а это люди часто со своей особой позицией, непростые по характеру. И, может быть, самой главной задачей для меня было, если можно так выразиться, примирение на какой-то единой платформе участников процесса информатизации Дальневосточного отделения РАН, и это, видимо, получилось. Правда, сейчас снова какой-то разлад наблюдается, но это неизбежно для любой системы. Однако на первом этапе сделано очень много. В частности, мы создали систему видеоконференцсвязи – первую в Российской академии наук. У нас все научные центры оборудованы системами такой связи – есть специальные залы. Например, я, как главный редактор журнала «Тихоокеанская геология», заседания редколлегии провожу в режиме видеоконференции. Я во Владивостоке, а мои коллеги в Благовещенске, Магадане, Хабаровске, Петропавловске-Камчатском, Южно-Сахалинске, и мы обсуждаем рабочие моменты, как будто находимся в одном зале. Это замечательная система. Второе, что мы сделали, и это была одна из главных целей, – обеспечили достаточно хороший доступ к информационным и научно-поисковым системам Интернета удалённым научным центрам. Наша программа давно начиналась, а сейчас значение свободного доступа в мировую сеть только возрастает.

Первоначально Дальневосточный геологический институт размещался во Владивостоке в небольшом двухэтажном здании на улице Флотской. Сегодня ДВГИ ДВО РАН – крупное, авторитетное комплексное научное учреждение. В этом, безусловно, есть и заслуга его директора, академика Александра Ивановича Ханчука.

— Когда лет 12 назад на ученом совете я выступал со своим видением развития института, создания аналитической базы, – чувствовал, что меня многие воспринимают как мечтателя, не совсем адекватно оценивающего ситуацию, – вспоминает Александр Иванович. – Но это всё получилось! Наш институт сегодня – это 14 лабораторий, аналитический центр, филиал на Сахалине, геологический факультет в Дальневосточном федеральном университете, геолого-минералогический музей. Что не удалось реализовать до конца – это, конечно, кадры. Это и наследство такое, и то, что мы вынуждены привлекать в институт только выпускников местных вузов, это институт очень ослабило. К тому же на геологические специальности сегодня поступают не самые лучшие абитуриенты, а в науку должны идти лучшие из лучших. Ту систему, когда на Дальний Восток приезжали выпускники центральных вузов, следовало бы обязательно вернуть. Иначе Дальний Восток не будет развиваться не только в научном плане, но и во всех других. Это не значит, что здесь не нужно совершенствовать высшее образование, но всё равно должен перемешиваться материал из разных школ.
Ещё, считаю, повезло мне в чисто научном аспекте. Нам с коллегами удалось обнаружить новый генетический тип благороднометалльной минерализации в графитизированных породах. У нас на Дальнем Востоке огромные площади распространения этих пород, включая и месторождения графита. В 40—50-е годы они разведывались не только на графит, но и на уран, потому что с графитом и уран связан. И вот новость: в этих графитах присутствуют в значительных концентрациях золото и платиноиды, редкоземельные элементы, которые особенно востребованы в новейших высоких технологиях. Сейчас в центральной прессе пошли некоторые восторженные публикации. Там, безусловно, есть преувеличения, но речь действительно идёт о совершенно новом источнике благородных металлов. И мне выпала удача связать своё имя с развитием этого нового направления. Получилась большая комплексная программа, в которой участвуют также сотрудники других научных организаций Дальневосточного отделения: Института химии, хабаровских Института тектоники и геофизики имени академика Косыгина, Института горного дела. И замечательно, что мы в ней больше работаем даже в плане технологии, чем в плане геологического изучения.
Здесь, с графитизированными породами, я выступил не как организатор, это была моя догадка как учёного, как плод многолетних размышлений. Я думал об этом ещё почти 20 лет назад, только сама реализация затянулась. Это чисто научный результат, и мне приятно, что он имеет, с одной стороны, фундаментальную значимость, как новое явление, а с другой – как-то переходит и в практическую плоскость.
Есть ряд других научных результатов. Наш двухтомник «Геодинамика магматизм и металлогения Востока России» называют энциклопедией всей геологии Дальнего Востока. В нём подведены итоги геологических исследований за два десятилетия, начиная с середины девяностых годов. Это редкая для нашего времени научная книга. В ней изложены результаты самых разных исследований на единой концептуальной основе. Поэтому она оригинальна, хотя многие содержащиеся в ней факты были известны. Такое объединение сделано впервые. Автором идеи, главным редактором сводки являюсь я.
Наконец, я провёл много экспедиций по Дальнему Востоку, работал в Тихом океане, там тоже получил много конкретных результатов, которые опубликовал.
Думаю, результаты эти и коллег помогли изменить общую картину геологических представлений. Существенным образом изменилось, во-первых, общее представление о геологическом строении Дальневосточного региона, в частности Приморского, Хабаровского краёв, острова Сахалин. Во-вторых, наши исследования кардинально изменили методику геологического картирования, принципы и практику составления геологических карт. Это нашло отражение на геологических картах Приморья в те времена, когда картирование ещё велось активно. К сожалению, изменения, происшедшие в стране за последние 15-20 лет, не позволили внедрить методику в пределах всей России. И сейчас карты составляют на основе старых материалов, хоть и с использованием современных цифровых технологий.
Но я думаю, что наши наработки будут востребованы рано или поздно.

Академику Александру Ивановичу Ханчуку делали лестные предложения, звали перебраться на запад, в ту же Москву на должность директора крупного института. Но ему дорог его – Дальневосточный геологический…

— Я в нём вырос от стажера до академика, – говорит Александр Иванович. – И ещё много нереализованных планов на Дальнем Востоке. К тому же с развитием коммуникационных технологий не имеет большого значения, в центре ты живёшь или на периферии. И потом – это большая школа для меня, что я уже много лет являюсь заместителем председателя Дальневосточного отделения Академии наук. Всё это формирует человека, стиль его поведения, вырабатывает характер. Я работал в комсомоле, меня избирали секретарем партийной организации института, председателем Совета молодых учёных Дальневосточного научного центра, наконец, возглавил институт в результате реальных выборов, без давления сверху. Но мне, признаюсь, всё-таки ближе конкретные проекты. Та же телекоммуникационная комиссия Отделения. Удовлетворен я и работой в комиссии по научному оборудованию и приборостроению, результат — центры коллективного пользования, которые мы создали. Замечательный результат. Наши институты сейчас оснащены самым современным оборудованием, это политика председателя Отделения. Поскольку мы Отделение некрупное, то выбрали такой путь: допустим, нам нужна электронная микроскопия – выбираем профильный институт, который может работать с таким оборудованием, и покупаем ему самый лучший микроскоп, но работает он на все институты. В нашем ДВГИ тоже есть оборудование, единственное в России и рассчитанное на всё Отделение. Этим я тоже много лет занимался. Это большая коллективная работа, я благодарен и членам комиссии, и директорам институтов, и всем, кто в ней участвовал.

Александр Калинин