Российский документальный фильм «Возвращение Эркина» победил на международном фестивале «Послание к человеку», который завершился в Санкт-Петербурге. Приз «Кентавр» и 1000 долларов США за лучший фильм в программе короткого метра получила режиссер картины Мария Гуськова. Приз вручили члены международного жюри фестиваля «Послание к человеку», кинооператор Андреас Синанос и кинорежиссер Александр Зельдович. Ранее «Возвращение Эркина» так же был признан лучшим короткометражным фильмом на международном кинофестивале стран Азиатско-Тихоокеанского региона «Меридианы Тихого». Об этом передает ДВ-РОСС.

Во Владивостоке состоялась азиатская премьера «Возвращения Эркина», который является дебютным фильмом Марии Гуськовой. Ранее картину показывали в конкурсных программах студенческих фильмов (Cinefondation) Каннского кинофестиваля и «Кинотавра».

«Эркин выходит из тюрьмы и пытается вернуться в свою прежнюю жизнь. Но жизнь изменилась, и Эркин не знает, сможет ли он жить на свободе», — таков синопсис 28-минутной картины.

Ранее Мария Гуськова дала интервью официальной газете кинофестиваля «Меридианы Тихого».

— Когда мы попросили вас ответить на наши вопросы, вы выслали список текстов и других интервью, посвященных вашей картине, с просьбой не повторяться в вопросах. Это говорит о вас как об искушенном авторе, несколько уставшем от суеты вокруг фильма. А что, могли бы вы сказать, что избалованы вниманием? И еще — нравится ли вам обсуждать собственный фильм?

— Наверное, вы правы, я немного устала от суеты вокруг фильма. Мне хочется продолжить работу над новым сценарием, но из-за того, что мы сами занимаемся продвижением фильма, у меня почти не остается времени на сценарий. Мы постоянно переписываемся с фестивалями, отправляем материалы, готовим пресс-релизы и т.д. Помимо этого, я не вижу смысла дублировать свои собственные ответы. Именно по этой причине я прислала вам ссылки на уже имеющиеся интервью и пресс-релиз фильма.

— Понятно, что участие в конкурсе «Синефондасьон» Каннского фестиваля и награда привлекают к вам профессиональный интерес. Но принесло ли это какой-либо практический результат? Появились ли люди, готовые серьезно, на деле поддержать вас в дальнейшей работе?

— Да, участие в таком престижном фестивале — это прежде всего признание профессионального киносообщества. После показа в Каннах у нас было несколько встреч с продюсерами, открытыми для сотрудничества. Буду рассылать им свой новый сценарий.

— Понятно, что картин о том, как человек выходит на свободу и пытается заново жить, было много. Чем ваша картина особенна? И еще: могли бы вы сказать, что место действия — Киргизия — добавляет истории свой уникальный, неповторимый колорит?

— Киргизия очень кинематографична. Кинематографично все: люди, быт, объекты, природа. В начальном варианте сценария у меня не было многих объектов, которые появились в сценарии после первой поездки туда. Так, например, в фильме появились сцены на хлопковом заводе. Для меня картина особенна тем, что в ней есть я. Чем она особенна для зрителей — я не знаю, надо спросить у них.

— А вы согласны с тем, что нет ничего, что может остаться без прощения?

— Не знаю. Это очень индивидуально.

— У вас в картине играют непрофессиональные актеры. Пришлось ли вам объяснять им смысл тех или иных сцен? Или же вы просто просили их делать все, что говорите, не задавая лишних вопросов?

— Мне хотелось добиться эффекта документальности. Я очень люблю кино, в котором не видно игры актеров, не видно работы режиссера и работы оператора, — фильмы, в которых есть настоящая непридуманная жизнь и искренние несыгранные переживания героев, а не «большой объем проделанной работы». Так снимают Дарденны, Зайдль, Ольми и другие режиссеры. По этой причине я изначально хотела снимать непрофессиональных актеров. Никаких текстов никто из них не видел — это было одним из условий нашего сотрудничества. Работая на съемочной площадке на различных проектах, я часто сталкивалась с тем, что непрофессиональные (а порой и «профессиональные») актеры зацикливаются на словах, боятся что-то забыть или неправильно сказать, и в итоге в кадре от жизни ничего не остается, остается только рассказанное «с выражением» стихотворение. Поэтому мне нравится работать без выученного актерами текста. Режиссеру нужно погрузить актеров в предлагаемые обстоятельства их героев и объяснить логику диалога. Все остальное рождается в кадре. Так мы снимали все сцены фильма.

— Исполнитель главной роли Кахрамонжон Мамасалиев — чем он занялся после съемок фильма? Изменилась ли как-то его жизнь?

— Кахрамон сейчас в Москве. Он работает в магазине. Мы приглашаем его на показы, знакомим с режиссерами и кастинг-директорами. Пока, насколько я знаю, никаких новых проектов ему не предлагали. Кахрамон очень талантливый актер, и я надеюсь, что его заметят.

— Киноритик Антон Долин написал, что «собственно, уже здесь в зародыше ощущается полный метр». Нет ли у вас желания развить эту историю до полнометражной картины?

— Нет, развивать эту историю не имеет смысла. Я думаю, что Антон имел в виду ощущение законченности, которое возникает у зрителя при просмотре полного метра. 28 минут — идеальный хронометраж для этого замысла.

— Пишут, что в 2011 году вы участвовали в мастер-классе Тонино Гуэрры в Пеннабилли в Италии. Расскажите, пожалуйста, что предполагало собой ваше участие? И что именно важного для себя вы вынесли с этого мастер-класса?

— Да, нам невероятно повезло. Я не могу сформулировать какого-то важного урока, извлеченного из этой поездки. Мы оказались в мире Тонино и его друзей. Тонино рассказывал нам о своем сотрудничестве с Антониони, Тарковским, Феллини и другими режиссерами. Они находились в состоянии постоянного поиска и обсуждения своих замыслов. Федерико часто звонил Тонино в шесть утра и рассказывал ему свои сны, они все время делились мыслями и наблюдениями, так рождались их фильмы. Мне кажется, именно таким образом надо работать над сценарием. Я бы очень хотела найти сценариста, готового вместе со мной стать рабом замысла, пока замысел не будет материализован на экране.

— Можете — как молодой режиссер — сказать, насколько радужным и перспективным видится сейчас вам и вашим коллегам будущее в профессии? Есть ли ощущение, что можно добиться чего-либо в выбранном деле, или, напротив, все очень беспросветно?

— У меня сейчас есть только одно ощущение: нужно работать. Нужно писать.

— Вам — подобно вашему герою — приходилось начинать жить с нуля?

— Да, мне приходилось начинать с нуля. Мой герой, кстати, начинает не с нуля. Он начинает с минуса. Ему нужно восстановить разрушенные связи, и это будет выходом в ноль. Наличие подобного опыта помогло нам с актером создать героя.