Середины золотыми не бывают

Академик Ю.А.Косыгин – геолог-тектонист, один из стоявших у истоков организации тектонических исследований в Сибири и на Дальнем Востоке. Сегодня, в годовщину кончины учёного, ДВ-РОСС публикует очерк-воспоминание об академике Косыгине профессора кафедры Экономической теории и национальной экономики хабаровского Тихоокеанского государственного университета, члена Союза писателей Российской Федерации, доктора геолого-минералогических наук Юрия Сергеевича Cалина.

Действительный член Академии наук СССР (академик) Юрий Александрович Косыгин родился 9 (22) января 1911 года в Санкт-Петербурге. Советский и российский геолог-тектонист, Герой Социалистического Труда (1981 г.), лауреат Ленинской премии, директор Хабаровского комплексного научно-исследовательского института (с 1970 г.), директор Института тектоники и геофизики Дальневосточного отделения АН СССР (с 1971 г.), академик АН СССР (1970 г.), профессор (1949 г.), доктор геолого-минералогических наук (1947 г.). Умер 25 января 1994 года в Хабаровске. Имя Юрия Косыгина носит Институт тектоники и геофизики (ИТиГ) ДВО РАН. 100-летию Ю.А. Косыгина и 40-летию основания ИТиГ ДВО РАН посвящена конференция «Тектоника, магматизм и геодинамика Востока Азии», являющаяся продолжением, ставших традиционными Косыгинских чтений. Конференция пройдёт осенью этого года.

У академика Ю.А. Косыгина титулов не меньше, чем у самодержца всероссийского. Герой Социалистического Труда, заместитель председателя Дальневосточного научного центра Академии наук СССР, директор хабаровского Института тектоники и геофизики ДВНЦ АН СССР, член Французского геологического общества, председатель Научного совета по тектонике Сибири и Дальнего Востока… Когда в какой-то анкете ему потребовалось перечислить все свои должности – выборные, штатные и по совместительству, Юрий Александрович записал всё-всё и пересчитал, сам заинтригованный. Титулов оказалось двадцать шесть.

Родственник ли он «того» Косыгина, председателя Совета Министров? Нет, просто оба носят очень распространенную русскую фамилию. А вот Капицам, Крыловым, Филатовым и Сеченовым Юрий Александрович – близкий родственник. И гордился тем, что из их клана вышло много выдающихся учёных и военных.

Непорочно-унылый очерк про Ю.А. Косыгина не получится. Слишком противоречивая и яркая личность – фотобумага в чёрном конверте засветится.

«Юрий Александрович, конечно, не ангел, – сказал однажды геофизик Л. А. Мастюлин, го доверенное лицо. –Но мы же не в рай его выбираем». Выбирали нашего директора в краевой Совет народных депутатов.

Двадцать три года было Ю.А. Косыгину, когда он, не будучи никем сверху рекомендован, выдвинул свою кандидатуру на должность директора нефтепромысла Небитдаг. Самозванный претендент оперировал единственным аргументом – никто, кроме него, не сможет навести порядок в делах, обеспечить рост нефтедобычи. Главнефть рискнула, утвердила «зелёного» директора.

Результат? Добывал Небитдаг десятки тонн нефти в сутки, а после реализации программы разведки и эксплуатации, разработанной новым начальником, стал стабильно давать тысячи тонн без открытых фонтанов и потерь. На промысел хлынули корреспонденты, начальство из Ашхабада, Баку. Газета «Туркменская искра» опубликовала поздравление ЦК компартии Туркмении на имя юного директора.

Реакция самого триумфатора? «Я был плохим директором. Я совершенно не представлял себе других интересов человека, кроме работы. А ведь на промысле были семейные люди, дети, больные. Всего этого для меня не существовало».

Нрав у «деда» был крутой. Приходит он как-то точно в срок в свой кабинет, а секретарши с ключом нет.

— Инспектора по кадрам – ко мне! – командует он первому встречному. Дрожащая инспектор тотчас оказывается пред грозными очами.

— Безобразие! Где Наталья Ивановна? Чтобы кабинет сейчас же был открыт!

— А как?

— Как угодно. У вас топор есть?

Топора в отделе кадров почему-то не оказалось. Нашёлся дежурный слесарь, который с удовольствием (ломать – не строить!) за одну минуту взломал дверь. Через две минуты академик объявил заседание Учёного совета открытым. Через день вместо старой взломанной двери директорский кабинет украшала новая, отделанная светлым полированным орехом.

Его боялись не только секретарши и инспектора по кадрам. Зубастые восходящие звёзды науки, убеленные сединами и лысинами маститые профессора, выступая в его присутствии, не могли себе позволить расслабиться ни на мгновение. Ещё нетитулованным сотрудником Геологического института в Москве Юрий Александрович зарекомендовал себя в научной полемике задиристым, как д’Артаньян в вопросах мушкетерской чести. Высшим наслаждением для него было, например, бесстрастно пояснить достопочтенной аудитории, что оценка работы как «гигантского, поистине Сизифова труда» на самом деле – оскорбление, a вовсе не комплимент, вопреки мнению уважаемого рецензента, ибо, как известно, Сизифов труд – синоним занятия бессмысленного. И когда Косыгина выдвинули в члены-корреспонденты Академии наук по Сибирскому отделению, кое-кто рассматривал этот как выдвижение из Геологического института: «Избавиться хотят, совсем житья от вас не стало».

Система воспитания научной молодёжи у Юрия Александровича была своеобразна. Но результативна.

Ещё до организации Дальневосточного научного центра мы с ним

работали в Новосибирском академгородке, где Ю.А. Косыгин возглавлял лабораторию тектоники, а я входил в состав другой лаборатории того же института. Наши сотрудники, да и ребята из других подразделений, дружно завидовали:

— Косыгинским хорошо, у него все – говорящие.

Его внимание к молодым начисто лишено парикмахерской бережности: «Извините, не беспокоит?» Скорее наоборот, лозунг академика: «На то и щука в море, чтобы карась не дремал».

Сотрудников Косыгин школил немилосердно. Интимности, келейности в помине нет, в провинциальном хабаровском институте провинциализмом и не пахло. Признал тебя шеф, оценил, а всё равно будь любезен, доказывай свою конкурентоспособность на внешнем рынке, поезжай в Москву, Ленинград, доложись там, вот вернешься (живым?), тогда снова поговорим.

— Я оцениваю прежде всего личные возможности сотрудника. Если у человека голова работает, пусть исповедует что угодно, даже если это противоречит не только моим взглядам, но и самой богине Истине (а кто знает заранее, на чьей она стороне?) Когда в науке нет достаточного разнообразия взглядов, она загнивает на корню. Я с подозрением отношусь к институтам, где все сотрудники – единомышленники директора. Люди-то бывают разные, – говорил академик.

В институте у Косыгина всегда было спокойно. Интригами заниматься бесполезно. Всё равно всё будет так, как решит академик, поэтому единственное, что оставалось научному сотруднику, – заниматься наукой, а уж она сама за себя скажет.

Косыгин фамильярности не допускал. Каждый, кто с ним имел дело, ощущал дистанцию. Достаточно лишь раз услышать, как он представлялся по телефону, отчеканивая каждое слово, будто гвозди заколачивая: «С вами говорит академик Юрий Александрович Косыгин». Но…

Я вспоминаю, как редактировал большой коллективный труд. У меня было два соредактора. Один был демократ, а другой – Косыгин. Редактировать коллективные труды – работа каторжная, и в конце концов, не ощущая заметной помощи со стороны соредакторов, я не выдержал. Заявил, что на титульном листе будут стоять фамилии только тех редакторов, которые действительно редактировали сей фолиант, то есть фамилия одного меня. Признаю, это было нескромно. Но ведь справедливо! На академическом жаргоне мое деяние называлось – выкинуть из соавторства (в данном случае – из соредакторства, но это уже нюансы). Деяние, наказуемое гораздо более строго, чем невключение в соавторство. Тем более, что оба мои коллеги были и моими начальниками. И что бы вы думали? Демократ начал добиваться отмены моего решения, Ю.А. Косыгин не прореагировал. Ни словом, ни делом, ни помышлением. Несколько лет прошло, а я так ничего и не почувствовал.

В одной нашей совместной статье Ю.А. Косыгину тоже не принадлежит ни единого слова. И конкретные мысли там тоже мои. Но тогда при чём же здесь академик? Успокойтесь, злоупотребления служебным положением не было. Подхалимажа тоже. Нас очень занимал тогда философский статус геологического времени, – проблема абстрактная, плохо сформулированная, трудная для понимания, но для дела необходимая. Бродили впотьмах, на ощупь, мечтая хоть о каких-то ограничениях, выделяющих в безбрежном тумане пусть широкий, но всё же определенный сектор поиска. Вдруг Юрий Александрович начал размышлять вслух о понятии времени в физике, о времени Лейбница и времени Ньютона, о том, что в геологии эти категории тоже должны как-то сработать. Я зацепился, продвинулся, появились конкретные мысли, законченные формулировки. За текстом дело тоже не остановилось, но я всегда помню, – первотолчок-то принадлежал академику. В конце концов, для чего нужен лидер, если не для этого? Его обязанность – смотреть вперед, видеть туманные дали, а не решать конкретные задачи.

Распознать перспективные направления, почуять новизну, оценить оригинальность непривычной постановки и решения Косыгину и в семьдесят помогала юношеская непосредственность восприятия.

Настоящий ученый, по-моему, обязан быть авантюристом. Ведь авантюра – это предприятие с непредсказуемым концом. В науке же никогда нельзя предсказать, к чему приведёт любое новое направление. Когда научная разработка начинает выдавать результаты не хуже фабричного конвейера, она переходит в ведение инженерии и из сферы научных изысканий изымается. Науке суждено вечно оставаться во власти авантюристов, учёный должен обладать блестящим букетом качеств сибирских землепроходцев, норманских викингов, испанских конкистадоров. Герой нашего рассказа такие сравнения выдерживает.

Однако никакие самые блестящие возможности и умения сами по себе не дают морального права быть лидером, руководителем и воспитателем в науке. Необходимы собственные весомые и признанные результаты.

Когда речь заходит о геологе, читатель обычно спрашивает: «А что он нашёл?» В самом деле, широкие массы знают только тех современных геологов, имена которых связаны с открытием новых огромных месторождений, рудоносных и нефтеносных провинций. Но ведь про физика никому не придёт в голову спросить: «Какой мост или самолёт он построил?» Мосты, самолеты, месторождения – только конечные практические результаты сложной и разветвленной цепи обработки научного продукта. Путь от теоретических построений до практической пользы проследить бывает очень трудно, однако физики делать это умеют. «Каждая новая машина и новое строение, – говорил президент Академии наук СССР С.И. Вавилов в 1943 году, отмечая трёхсотлетие со дня рождение Ньютона, – есть в известной мере результат применения ньютоновской механики». И всё же машин физик И. Ньютон не строил, точно так же как геолог Ю.А. Косыгин не открывал месторождений.

Бывают любители золотых середин, – с одной стороны, вроде бы, оно и так, а с другой стороны немножко наоборот. Но я не верю в существование золотых середин. Все середины – серые, золотыми могут быть только крайности.

Московское издательство «Недра» любило издавать Ю.А. Косыгина. Для них это был, кроме всего прочего, ещё и очень «кассовый» автор. Над этой деталью стоит задуматься. Совпадение оценок прилавка и президиума случайным быть не может. «Книга быстро исчезла с прилавков магазинов, так как была ценнейшим пособием не только для учёных и педагогов, но и для многочисленной армии геологов-практиков. Уже чepез год после издания на чёрном книжном рынке она продавалась приблизительно по той же цене, что и сочинения Михаила Булгакова и сборники стихов Анны Ахматовой». В таких выражениях академик А.Л. Яншин рекомендует «Тектонику» Ю.А. Косыгина (М.: Недра. 1969г. 616 с.) к переизданию.

С ним ушла в прошлое целая эпоха… Эпоха последних русских интеллигентов, эпоха, когда искали истину, и общество сочувственно следило за этими поисками. Ныне же наступили времена, когда ищут только выгоду.

Можно сказать даже, что судьба пощадила Ю.А. Косыгина, избавила его от страданий при виде полного краха науки и культуры. Он ещё надеялся, стремился что-то сохранить, защитить…

Юрий Александрович всегда был на виду, его невозможно было не заметить в любой компании, в любой массе человеческой. С Косыгиным не соскучишься, – это было известно всем, от слесарей и уборщиц на профсоюзном собрании Института тектоники, до самых глубоко уважаемых сочленов в самом высоко учёном сообществе. Он мог вдруг задать бестактный вопрос в таком официозном присутствии, где разве что дышать дозволялось правилами этикета:

— А где и когда состоится банкет по данному торжественному поводу?

Или, уловив усталость аудитории от перекатывания с места на место тяжёлых, как блоки египетских пирамид, научных аргументов, мог изречь не к месту:

— Вода не утоляет жажды…

Поработав несколько лет с отцом, профессором-нефтяником Александром Ивановичем, в геологических партиях на Сахалине и в Средней Азии, школьник Юрий Косыгин выбирает нефтяную геологию. Производственная деятельность в Туркмении, научная работа в Москве, война, после демобилизации из армии снова работа в Геологическом институте АН СССР всё по той же нефтяной тематике. Кандидатская диссертация до войны, докторская – после. Многочисленные статьи, обобщающие сводки по геологии нефти издаются и переиздаются у нас и за рубежом. Имя Ю.А. Косыгина завоевывает прочную известность в деле выявления закономерностей строения и размещения нефтяных залежей.

Далее следует первый и для всех неожиданный поворот. Юрий Александрович переключает внимание на докембрий – самую нижнюю, самую древнюю часть осадочной оболочки земного шара. Важность докембрийских отложений для человечества постоянно возрастает по мере истощения неглубоко залегающих месторождений.

С каждым новым этапом его творческого развития круг проблем расширялся. Ю.А. Косыгин первым понял необходимость логико-математического совершенствования сначала тектоники, что уже само по себе было не так мало.

Позже Ю.А. Косыгин занялся определением геологических понятий.

— Любовь к девочкам и терминологии есть признак маразма, –иронизировал академик В.И. Смирнов. Нет-нет, сказано это было вовсе не по адресу и не по поводу. Произносилось просто так, вообще… Но вот ведь какая нестыковка получается. Шуточки на ту же тему прозвучали ещё через два десятка лет, когда Ю.А. Косыгин, снова совершив резкий поворот, перешёл к очередному этапу осмысления – к духовной философии.

А вот его последние организационно-административные деяния.

13 марта 1991 года общее собрание Академии наук должно было выбрать вице-президента, кандидатуру которого представляло Дальневосточное отделение. В качестве единственного претендента фигурировал Г.Б. Еляков. Было известно, однако, что и противники подготовились к обсуждению. Ю.А. Косыгин попросил слова первым.

— Я хорошо знаю Дальний Восток, но плохо знал Владивосток. Это лето мне пришлось потратить на изучение тамошней ситуации. У меня сложилось впечатление, что загруженность учёных научной работой недостаточна, значительно большую часть времени они тратят на выяснение отношений, очевидно, в целях достижения организационной упорядоченности. Но этого явно не получается. В результате создается весьма аморфная ситуация, требующая твёрдой руки. Способен исправить её только Еляков. Хотя он бывает резким и его далеко не все любят, Еляков является в настоящее время единственным, кто благодаря своей силе воли может навести порядок в ДВО.

Подготовленные для оглашения иные мнения не прозвучали на общем собрании. Г.Б. Еляков стал вице-президентом.

И в гроб сходя, благословил Ю.А. Косыгин ещё одну многообещающую личность. На последней в его жизни защите произошёл этот яркий эпизод. Процедура была довольно стандартной, чувствовал себя, да и выглядел председатель Спецсовета не слишком здоровым. И вот – его выступление с трибуны в качестве научного руководителя.

— Мы выслушали содержание блестящей докторской диссертации, –глуховатым негромким голосом произнёс академик, и в зале мгновенно повисла звенящая испуганная тишина. Присутствующие обеспокоенно переглядывались друг с другом. Совсем, видно, плох стал дед, заговаривается, забывается. Ведь на повестке дня – защита кандидатской! Молодой сотрудник Института тектоники и геофизики, геохимик А.А. Степашко, которого уже и ругать устали, что он такой «тянучий» – год за годом идёт, а он всё не кладет на стол готовый «кирпич» – только что изложил защищаемые положения, и всё вполне соответствует повестке дня! А Юрий Александрович, выдержав для вящего эффекта долгую паузу, продолжил. – Я не оговорился. В этой работе есть всё, что нужно для полноценной докторской диссертации, ничуть не худшей, чем другие, только что защищенные и давно утвержденные.

И зал словно прорвало. И официальные, и неофициальные оппоненты поддержали руководителя настолько дружно, что ни у кого и мысли не возникло о давлении со стороны академика. Работа была и в самом деле выдающаяся. Продуманная, оригинальная философия (где в кандидатских диссертациях такое встретишь?), собственная методика, очень сбалансированная, охватывающая и простая, факты и выводы – как яичко на блюдечке… Конечно, всё с ярким личным оттенком, степашкинское, отнюдь не косыгинское. Но ведь известно, – талантам надо помогать, бездарности пробьются сами. Может, А.А. Степашко вырос бы и сам, но не случайно и то, что на самом деле вырос он именно под руководством Ю.А. Косыгина, в коллективе, созданном Ю.А. Косыгиным.

И уж никак не случайными были выражения, которые использовала на юбилеях Юрия Александровича всяческая общественность из любых географических пунктов и социальных слоев.

— Хорошо мы с вами жили, – звучат на чествовании слова из приветственного адреса сахалинских геологов-производственников, – много ели, мало пили!

И зал взрывается овациями, долго не смолкающим хохотом. Ежу ясно, что мало пьющие – это те, кто, сколько ни пьет, всё ему мало. И уж Косыгин-то был самым ярким представителем этой категории в течение десятилетий, чем и пытались иногда воспользоваться его противники.

— В чём причина всех негативных проявлений в деятельности института? – ставил вопрос ребром после длительного перечисления испепеляющих фактов самый опасный его враг, почти равный ему по всем регалиям и решивший уничтожить его как научного лидера. – А я вам скажу. Нами долгие годы руководил алкоголик.

— Ну, действительно, что было, то было, – добродушно отреагировал директор. – Куда же денешься? Помните, Василий Вениаминович, как вы встретили меня однажды у трапа самолёта, привезли в гостиницу, в номере первым делом открыли холодильник, и там лежала бутылка водки и бутылка коньяка?

И ни на какие разоблачительные аргументы уже и отвечать не понадобилось.

— Я раньше смотрел на Григория Митрофановича снизу вверх, – невдолге после этого откровенничал на собрании академик, – вот это настоящий герой! Какая волевая личность, совсем не пьёт: А теперь я на него смотрю вовсе не снизу вверх. Чего ж тут особенного? Обыкновенное дело. И видите, какие благотворные изменения со мной произошли? Раньше вот этот пиджак на мне едва застёгивался, а теперь я в него могу завернуться как в тулуп.

Ну а формула самого знаменитого экономиста, когда-либо работавшего в Хабаровске, члена-корреспондента В.П. Чичканова, – «ТЕ, КТО Науки Изучают, Косыгина Абожают», – стала общеакадемической классикой и общенародно-дальневосточным фольклором.
• * *
•
Готовлю к печати тексты Ю.А. Косыгина, написанные им в последние годы жизни. Там было такое утверждение: «Мы верим в коммунизм». И замечаю правку слишком ретивого литредактора: «Мы верили в коммунизм». Ну уж нет, тут сплошная ложь! Во-первых, так было в тексте, и искажать жизненную позицию автора никакой самый премудрый редактор не имеет права! Во-вторых, написано было именно тогда, когда у многих более гибких коллег действительно пошатнулась вера в то, что они рьяно защищали, когда это было выгодно, но вдруг, как по команде (или действительно по команде), все разом объявили ошибкой, заблуждением. Юрий Александрович идеалов не предавал, принципами не поступался.

Есть такая профессия – Родину защищать, был у нас в ходу ёмкий афоризм в те годы, когда в райком вызывали. Сейчас пришлось этот тезис переформулировать: «Есть такая профессия – Родину продавать». Самая выгодная профессия для дорогих россиян, самая массовая и самая популярная. Юрий Александрович не захотел овладевать этой новейшей древнейшей профессией.

Но есть ведь и люди честные, ставшие в единый антисоветский строй вместе с барыгами и хапугами! И имя им легион.

Почему же Косыгин стал одним из тех немногих, кто до последних дней громко заявлял о своей вере в коммунизм? Причин две, – среди прочих одним, большинству, не хватило мужества, другим – уровня обобщения.

Вспомнил я самого знаменитого диссидента XX века, философа А.А. Зиновьева, высланного на Запад и там опубликовавшего десятки книг, разоблачавших советский коммунизм. Но вот какие неожиданные признания делает профессор в 1999 году: «В семнадцать лет я был антисталинистом, к семидесяти семи поумнел».

И я поумнел не сразу, хотя мне и не понадобилось шести десятков лет, как А.А. Зиновьеву, но в этом заслуга как раз А.А. Зиновьева, изучившего на собственном опыте сначала реальный социализм, а потом точно так же реальный капитализм, и сделавшего безоговорочный вывод в пользу советского строя.

А я и за Ельцина голосовал в девяностом, и в Москву ездил на общее собрание Академии наук в качестве выборщика от Института тектоники и геофизики, чтобы выразить поддержку Сахарову, и выступал поначалу с тех же позиций, и с теми же аргументами, что и нынешние «демократы», но: «Мы верим в коммунизм», могу теперь и я произнести вслед за Ю.А. Косыгиным.

Первый камень на шею редактору газеты Дальневосточного отделения Российской академии наук «Дальневосточный учёный» Александру Алексеевичу Калинину, непрощаемый груз политических ошибок, повесили после его решения о публикации моего очерка о Ю.А. Косыгине. Какое-то время он ходил, как писал мне тогда, в тройке с галстуком. И клеймо идеологической неблагонадежности в конце концов привело к его снятию с редакторской должности как раз на пороге той самой смены общественного строя, когда подобные прегрешения стали расцениваться как подвиги, как доказательства оппозиционности и демократичности в мрачную эпоху тоталитаризма.

До чего же выгодный поворот мог бы совершить Александр Алексеевич в перестроечные и постперестроечные времена! Подвергался гонениям со стороны коммунистов! Это же настоящий капитал, золотое дно… Но нет, не получил никаких дивидендов А.А. Калинин. Гибкости не хватило. И отстаивает он и поныне все те же ценности. Старые. Но не устаревшие. Вечные и нетленные.

Вот эта преданность вечным ценностям и объединила героя, автора и редактора того самого очерка.

«Старца великого тень чую смущенной душой», – писал А.С. Пушкин про Гомера. Ю.А. Косыгина в последние годы его жизни тоже не только внуки дедом называли. Насколько великим? Разное приходилось слышать.

— Чудит дед! Совсем того, – в «кулуарах» крутили пальцем у виска «правильные» учёные, которые в своей жизни никогда не чудили и вечно были не совсем того, или даже совсем не того. А один из его сочленов по Академии деликатно вздохнул по поводу посмертного издания книги «Человек. Земля. Вселенная». – Ну как он мог дойти до такого? Что следовало понимать как сожаление по поводу непрофессиональных умствований, наносящих урон престижу всей Академии.

А «дед» просто опять раньше других осознал приближение новой эпохи в интеллектуально-духовном развитии человечества. До самых последних дней своей длинной-длинной жизни Юрий Александрович рос, развивался и расширял свой кругозор, менял парадигмы и перестраивал образ мышления. Окаменелости мышления, так свойственной нашим юным старичкам и очень мудрым академикам, у него не было никогда. За что и страдал. И сейчас только-только до общества доходит смысл его последних исканий:

Директор снова уходил в отрыв, даже обложки его последних книг свидетельствуют об этом. «Земля и время», «Тектоника геосфер», «Среда обитания» к геологии имеют отношение очень косвенное. «Под знаком вечности», «Без нравственности нет культуры» – эти заголовки символизируют обеспокоенность учёного. Уже не геолога. Философа. Мыслителя, для которого главное — душа.

Обращение к душе вовсе не означало, что Юрий Александрович уверовал в бога. По крайней мере, когда в беседах последних дней его жизни заходила речь о наследии В.С. Соловьева, он вздыхал сокрушенно: «Ну, слишком уж Соловьев религиозен! Очень трудно даже понимать его из-за этого».

Он далеко оторвался, и ту самую боль земли, которая доходит да нас, и то не до всех, только сейчас, и то смутно, он ощущал не рассудком, конечно, а шестым чувством, инстинктом, не личным – тем самым инстинктом самосохранения биосферы, который он впервые выделил, ввёл в научный обиход и возвёл на пьедестал, как главную надежду человечества на выживание.

В чем тут проблема, и в чём новизна?

В течение многих веков наука развивалась в рамках единой картины: мир представляет огромный, чудовищный механизм. Видеть мир именно таким заставляли нас и галилеевско-ньютоновская механика, квантовая динамика, химия, математика и даже науки о жизни и человеке. Экономика, например, низводит человека до уровня винтика в машине по производству вещей, которому предписываются простейшие импульсы материальной потребности.

Во всем подслушать жизнь стремясь,
Спешат явленья обездушить,
Забыв, что если в них нарушить
Одушевляющую связь,
То больше нечего и слушать.

Так характеризовал естествознание. И.В. Гёте.

Конечно, на обочине магистрали научно-технического прогресса никогда не угасали проблески представления о мире как о едином организме и даже как о единой вселенской духовной сущности. Для Дерсу Узала и тигр – «его тоже люди есть», и туман думает, дерево страдает, даже корабль сердится.

Правда, и в организмоцентрическую картину мира Ю.А. Косыгин вписался не полностью. Судите сами: «Мы в поисках центра вселенной приходим к единственному одновременно субъективному и объективному решению – каждый человек является геометрическим центром вселенной… Мы можем объективно определить центр Солнечной системы, галактики, метагалактики, используя подходящие системы отсчета, но центр вселенной мы от себя оторвать не можем». И поэтому «самоубийство может рассматриваться как мгновенное уничтожение вселенной».

А это уже, простите, в точности индийская Адвайта Веданта, религия религий, для которой буддизм, христианство и ислам являются простыми частными случаями, в которой определяет всё мировосприятие великая формула о соотношении атмана, индивидуальной души человеческой, и брахмана, мирового духа: «Атман есть брахман, брахман есть атман».

Как дошёл он до жизни такой?

«Сейчас мысли мои заняты проблемами человека, к которым я подошёл длинными и тернистыми путями от общих представлений о нашей планете», – писал академик Косыгин в «Опыте интеллектуальной автобиографии».

Началось с конфликта. Когда геологические факты противоречат физическим теориям, почему геология расценивается как наука менее полноценная? Пришлось выходить в космос. Без скафандра. Незащищенным. Уязвимым для критиков.

«Дед» воспринял всерьёз отдельные аномальные радиологические определения возраста земной коры в 10-25 миллиардов лет, хотя каждый грамотный человек должен был знать, что возраст Земли не более 5 миллиардов лет, а возраст Вселенной, исчисляемый от момента Большого взрыва, не более 20 миллиардов. За что он, геолог, дилетант в области основ физической картины мира, был беспощадно раскритикован профессионалами.

Хотя и был прав. В истинность Физики простодушные учёные веруют так же, как нерассуждающие прихожане в непогрешимость Библии. Согласно расчётам архиепископа Ашера, основанным на Священном писании, и только на нём, мир был сотворен в 9 часов утра 26 октября 4004 года до Рождества Христова. Естественно, возникал вопрос, – а что было в тот же день в 8 часов утра, или – что было 25 октября? Такой же вопрос задал и наш инакомыслящий: а что было в мире 25 миллиардов лет тому назад? Таинство сие велико есть – один и тот же ответ был дан на оба кощунственных вопроса.

Существовал и более суровый вариант: «Что делал Господь до сотворения мира? – Готовил ад для тех, кто задает подобные вопросы». Не избежал этого ада и Юрий Александрович.

Наиболее важным в творческом наследии Ю.А. Косыгина мне представляется всеобщий закон сохранения, одинаково приложимый к явлениям природы и общественной жизни. В отличие от законов сохранения энергии, массы, момента количества движения этот закон является системным и затрагивает непрерывность существования некоторой системы.

Что нужно для сохранения любой системы, допустим, часового механизма? Во-первых, нужно, чтобы оставалось в рабочем состоянии каждое конкретное колесико. Во-вторых, нужен набор запчастей любого вида колесиков, чтобы в случае выхода детали из строя её было чем заменить. В-третьих, нужно сохранение первоначального порядка всех соединений шестеренок, пружин и осей, то есть должна сохраняться структура системы.

Примерно так, я полагаю, рассуждал Юрий Александрович. И если мы имеем дело с живыми системами, то все эти три принципа сохранения системы становятся инстинктами самосохранения. То есть у длительно существующей системы, находящейся в процессе взаимообмена с окружающей средой и в процессе постоянного самовозобновления, самовоспроизводства должны существовать инстинкт самосохранения индивида, инстинкт самосохранения вида, инстинкт самосохранения её анатомии и физиологии, иначе эта система распалась бы, не возникнув.

Если рассматривать как систему человеческое общество, то индивид – человек, вид – Homo sapiens, структура – всё множество человеческих отношений, а также отношений человека к природе, живой и неживой. Долго живёт и ещё более сложная система, биосфера, что было бы невозможно, если бы она не выработала механизмы самоподдержания, или по Ю.А. Косыгину, инстинкты самосохранения. И для неё, кроме конкретных инстинктов самосохранения каждого живого вида, должен был сложиться инстинкт самосохранения биоразнообразия, неуничтожения одного вида другим видом (но ведь это и есть ахимса, невреждение – главная заповедь индийских религий!), неизменность сложившихся межвидовых отношений, откуда прямо вытекает недопустимость превращения любого вида, ранее гармонично сосуществовавшего с другими видами, в паразита, начинающего наподобие раковой опухоли жить за счёт другого организма. И тогда причиной нынешнего глобального кризиса нужно считать отключение инстинкта самосохранения биосферы, это самоубийство человечества, приводящее к смерти и биосферу в целом.

Самый обычный среди инстинктов – инстинкт личного самосохранения, которому посвящена масса работ и который не нуждается в пояснениях.

Не так просто обстоит дело с инстинктом самосохранения рода. Здесь выводы Ю.А. Косыгина перекликаются с результатами исследований другого русского мыслителя – П.А. Кропоткина. Анализируя взаимоотношения между индивидами в дикой природе, между людьми в первобытном обществе, а также все имеющиеся к его времени системы этики, начиная с Сократа и Платона, П.А. Кропоткин пришёл к выводу: нравственные нормы определяются не тем, что такое хорошо и что такое плохо для отдельного человека, для группы людей или для общественного класса, а тем, что ведёт или к сохранению всего рода человеческого или к его исчезновению. Этика, или инстинкт самосохранения рода, по П.А. Кропоткину, выше инстинкта личного самосохранения, о чём можно судить по весьма многочисленным актам самоограничения, самопожертвования. У Ю.А. Косыгина этот инстинкт также оказывается выше личного.

Но вот что особенно привлекает внимание в его последних писаниях. Всегда вызывали наибольшие сомнения попытки подчинения личностного, индивидуального начала общественному, возникали опасения – не поглотит ли общество неповторимую человеческую индивидуальность, не принизит ли, не снивелирует ли яркую личность в угоду массе? По Ю.А. Косыгину, третий инстинкт, обеспечивающий сохранение системы – инстинкт самосохранения структуры – оборачивается для личности инстинктом самоутверждения, ибо если люди станут одинаковыми, обезличенными, то никакую систему из одинаковых элементов нельзя будет построить.

«Любовь и голод правят миром», – часто повторяют Ф. Шиллера. Но так ли уж много нужно, чтобы удовлетворить эти простые физиологические потребности? Что остается двигателем социального развития в нынешнем обществе, где голод уже очевидно не является неразрешимой проблемой? Пансексуализм З. Фрейда тоже можно считать перевернутой страницей в истории человеческой мысли. Воля к власти, воздвигнутая на пьедестал А. Шопенгауэром и Ф. Ницше, — тоже уродливо широкое обобщение болезненных страстей отдельных личностей, попытка опорочить все человечество. Попытка к тому же небезопасная. Воля к власти — это воля к подавлению чужой личности, к подавлению чужой свободы. Много ли останется свободы в обществе, лозунгом которого является подавление свободы?

Совсем другой увидел душу человеческую Ф.М. Достоевский. Философы С.Л. Франк и Б.П. Вышеславцев пришли к выводу, что все парадоксы человековедения у Ф.М. Достоевского можно объяснить одним словом — достоинство. Оскорбленное человеческое достоинство — источник самых тяжких преступлений. Стремление к утверждению собственного достоинства — вот главная пружина самых ярких проявлений героизма. У Ю.А. Косыгина инстинкт самоутверждения как раз и стоит выше инстинктов как личного самосохранения, так и самосохранения рода. И только его можно назвать собственно системным, охватывающим взаимоотношения разнородных элементов, увязывающим их сложной структурой.

Только действуя совместно, все три инстинкта обеспечивают сохранение как социосферы, так и всей биосферы. Приходится признать, что Ю.А. Косыгин построил систему взглядов более широкую, более многогранную, объясняющую общественное развитие, да и всю эволюцию, лучше, чем системы человековедения З. Фрейда, П.А. Кропоткина, Ф.М. Достоевского, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше.

Юрий Александрович не боится ввести в научный обиход слово «любовь», он говорит и о заботе, самопожертвовании, как о механизме реализации системного инстинкта самосохранения. Разуму он отводит скромное место «образованного дитяти инстинкта». Управляет, по Ю.А. Косыгину, инстинкт, а разум лишь регулирует, доводит команду до органов исполнения. В общем, если инстинкт – военачальник, то разум – старшина, надзиратель за исполнением устава строевой службы.

Какова же физическая природа действия биосферных инстинктов, если это не просто придуманная умозрительная категория?

Ю.А. Косыгин считал, что биополя, создаваемые отдельными людьми и прочими живыми существами, объединяются в единое биосферное поле, воздействующее в свою очередь на поведение каждого организма.

В общем, это и есть идея ноосферизации сознания, если использовать термин «ноос» (нус) в том смысле, как ввёл его Анаксагор – мыслящий дух – и тогда ноосфера и есть карма, духовная атмосфера, совокупность всех индивидуальных атманов, она чёрная, если представляет собой суммирование индивидуальных посылов зла, алчности, духа наживы и конкуренции, или очень светлая, если это накопление добра, любви, бескорыстной заботы и самопожертвования.

Ю.А. Косыгин даёт простое естественнонаучное объяснение чуду, вмешательству высших сил. Это всего лишь проявление инстинкта самосохранения биосферы. Если всё больше и больше людей начнут отвергать навязываемую нам идеологию алчности и конкуренции, именуемую капитализмом, перейдут на позиции социальной справедливости и взаимопомощи и начнут излучать в космос импульсы добра и любви, то высшие силы будут всё мощнее и мощнее вмешиваться в поведение каждого и… помимо демонических усилий нынешних верхушечных деятелей всё начнёт помаленьку двигаться к выходу из кризиса. Обыкновенное это чудо творится нынче на наших глазах.

Профессор М.И. Леденев из хабаровского ДальНИИРынка провёл социологический опрос. Из 200 студентов-экономистов и 30 экспертов-специалистов (уровня профессоров и крупных хозяйственных руководителей), абсолютное большинство считали будущее России благополучным («Конечно, придётся потерпеть и пережить трудности»), только трое усматривали впереди страшную беду. Через два года повторный опрос выявил резкое, до диаметральной противоположности, изменение взглядов. Из 124 опрошенных студентов (до экспертов дело пока не дошло) 88 оказались пессимистами, 25 оптимистами и 11 воздержались (при первом опросе воздержавшихся не было). Значительное большинство молодых начинают понимать, что продолжение «курса реформ» ведёт нашу Родину к краху, что «как в Америке» у нас никогда не будет, что в Америке только потому и хорошо, что у нас и у большинства стран мира плохо.

А одна студентка возьми да и спроси: «А сами-то вы, Михаил Иванович, оптимист или пессимист?» На что профессор ответил: «Да я готов был повеситься после первого опроса. Ведут людей на убой, а они, как бараны, ещё и радуются! А теперь, когда увидел, – уже и вы, молодые, начинаете понимать, что вашей Родине вам самим грозит страшная опасность, когда вы отвергли ложные ориентиры, я становлюсь оптимистом». Переориентация населения, отказ от казенной идеологии алчности и наживы, предпочтение идеалов добра, нестяжательства и взаимопомощи, хоть и медленно, но верно, принесут свои результаты.

Не пожалел усилий Ю.А. Косыгин в последние годы жизни, чтобы вникнуть в идеи такого далёкого от него по роду занятий учёного, как М.И. Леденев, о своем доме на своей земле: «Всю жизнь я занимался распутыванием хитросплетений геологических тел, разломов и блоков. Страшно интересно, ничуть не жалею. Но если бы начал сначала, обязательно бы занялся тем, чем занимаетесь вы, своим Домом на своей Земле».

Рабиндранат Тагор говорил, что земля, по которой ты шагаешь, на самом деле и есть небо. С позиции высших сил небесных, сформированных, по Ю.А. Косыгину, инстинктами самосохранения биосферы, очевиднее становится настоятельная необходимость возвращения к утраченным контактам с землей, живой природой.